Но едва Джим привык к виду этих пирамид настолько, что они перестали казаться чем-то необычным, он вдруг с удивлением обнаружил, что пейзаж за окном изменился. Причём безо всякого перехода. Джим не помнил, чтобы он задремал хоть на миг, но он всё-таки упустил, когда именно произошло изменение.
– Один из этих провалов во времени, надо думать.
Роберт Мур быстро взглянул на него:
– Что ты сказал?
Джим покачал головой:
– Да так, ничего. Сам с собой разговариваю.
– Всегда приятно поговорить с умным человеком.
Теперь кадиллак ехал по совершенно нормальному двухполосному щебеночно-асфальтовому просёлку, под угольно-чёрным ночным небом в немигающих звёздах. Огромная оранжевая луна висела низко над горизонтом, а по обеим сторонам дороги, насколько хватало глаз, простирались поля кукурузы, плоские, как бильярдный стол – без единого деревца, здания и даже зернового элеватора.
– А как мы попали в Канзас?
Долгоиграющий Роберт Мур посмотрел на Джима, как на клинического идиота:
– Это, бля, не Канзас.
– Но очень похоже.
– Говорю тебе, Рок-н-ролл, это не Канзас. И ты – не Дороти, а я – не Тото[16].
Когда они углубились в поля, которые Джим про себя обозвал кукурузным поясом, он стал замечать огромные, в несколько сотен футов в диаметре, ровные круги, словно выжженные посреди посевов; их соединяли прямые линии, так что в общем и целом получался сложный и загадочный узор.
– Это что, круги на полях? Типа тарелки летающие приземлялись?
Роберт Мур кивнул:
– Вроде того. Тут полно этих кругов.
– Интересно, а есть в них какой-то смысл? То есть кто-нибудь пытался прочесть эти знаки? Ведь что-то же они значат?
Роберт Мур покачал головой:
– Пару раз я пытался их сыграть.
– Сыграть? В смысле – как музыку?
– Вроде того. Но мелодия получалась паршивая. Сплошной Нейл Даймон с его аккордными прогрессиями.
– Вы считаете, что это такие громадные ноты?
Мур резко повернулся к Джиму:
– Знаешь что. Рок-н-ролл?
Джим вздохнул:
– Я вас достал со своими вопросами.
– У меня есть вопрос для тебя.
– Какой вопрос?
– Как получилось, что ты бросил петь?
– А кто сказал, что я бросил петь?
– А чего говорить? Я и так знаю. После того как ты спёкся на дозе в Париже, ты не спел ни единой ноты.
Джим не верил своим ушам.
– Бред какой-то.
Долгоиграющий Роберт Мур искоса взглянул на него:
– Да? Ну и когда ты в последний раз пел, Рок-н-ролл?
– Я не знаю. У меня с памятью туго.
– Тогда почему ты уверен, что это бред – то, что я говорю?
Джим тряхнул головой в замешательстве. Может быть, Роберт Мур прав. Сейчас он и вправду ни в чём не уверен. Собственно, он поэтому и хотел задержаться в городе Дока: чтобы попробовать вспомнить хоть что-нибудь.
