Вид у Дрефа был ужасен – лицо покрыто синяками, ссадинами и запекшейся кровью, по которой стекали струйки пота, веки посинели и распухли – один глаз почти совсем закрылся, губы разбиты, нос, судя по всему, не был сломан, однако ребрам, кажется, повезло меньше. С явным трудом Дреф приподнялся, опершись одной рукой о стену, другой схватившись за бок. Он приоткрыл глаза и спросил:
– Как, уже?
– Дреф, разве ты нас не узнаешь? – испуганным шепотом произнесла девушка.
– Элистэ? – Дреф прищурился. – Мистер Кинц?
– Вот именно, – ответил старик. – Мы пришли, чтобы спасти тебя. Чудесное приключение!
– А сеньор?..
– Дреф, тебе не нужно разговаривать, – прервала его Элистэ, тихонько вздохнув с облегчением. Слава Чарам, он не ослеп и не лишился рассудка, как показалось вначале. – На вот, выпей. – Она протянула ему графин с чаем.
Дреф принялся жадно пить. Когда графин опустел, Элистэ сообщила ему самое худшее:
– Мой отец приказал назначить экзекуцию на утро.
– Этого следовало ожидать.
– Тише. Мы выведем тебя отсюда, но нужно поторопиться. Кузнец и его подручные могут вернуться с минуты на минуту. Ты можешь стоять? Кости не сломаны?
– Похоже, Борло сломал мне ребро.
– Обопрись на меня.
Дреф повиновался, и Элистэ помогла ему подняться на ноги. Шумно втянув воздух сквозь стиснутые зубы, он встал и покачнулся. Дядюшка Кинц подставил ему плечо, и втроем они двинулись по проходу, провожаемые любопытными лошадиными взглядами. Кое-как они добрались до выхода и закрыли за собой дверь конюшни.
На свежем воздухе Дреф немного пришел в себя. Ночная прохлада придала ему бодрости, и шаг его стал тверже. Теперь они могли двигаться быстрее, за считанные секунды обогнули каретный сарай и выбрались в поле. Элистэ быстро оглянулась через плечо. В поместье было по-прежнему темно, голосов не слышно, но исчезновение Дрефа, разумеется, обнаружат еще до рассвета. Что произойдет потом? Несомненно, взбешенный маркиз во Дерриваль прикажет как следует высечь нерадивого Борло. Так ему и надо! Вдруг Элистэ подумала: а что будет, если каким-то образом обнаружится, что единственная дочь сеньора причастна к этому преступлению? Конечно, дело замнут; ее недостойное, безответственное поведение скроют от посторонних, дабы не портить шансы на ее будущее замужество. Однако маркиз придет в бешенство, и ей придется ощутить на себе всю тяжесть отцовского гнева. Неужели у него хватит жестокости отменить ее предстоящее путешествие в Шеррин, хоть это и не в интересах самого маркиза? Что ж, возможно, отец пойдет на это. Так или иначе, преступницу сурово накажут, если станет известно о ее участии в побеге Дрефа. Нет, нет, отец ничего не должен узнать. Элистэ почувствовала, как ей нестерпимо хочется перейти с шага на бег.
