– Так, – сказал он, вставая и отодвигая пустой стакан из-под молока. – Переходим к другому вопросу.
– К какому же, интересно? – ехидно спросила Антонина.
– А вот к какому: станешь ты наконец или не станешь сама драть уши Генке и Николке?
Митя оставил на время сырник и заинтересованно взглянул на бабу Антонину.
– Нет, вы посмотрите на него, а! – вскрикнула та, обращаясь не только к Валентине Степановне, но и к Мите. – Внуки отдохнуть приехали, а бабка им уши отдирай! За что?!
– Стрельбу слышишь?
– Какую стрельбу?
– Громкую. Тут бахнет, там бахнет, так целыми днями и бахает. Всем слышно, а тебе нет?
– Ну, допустим, я тоже слышу. И что из этого?
– А то, что Генка и Николка научили всех наших короткоштанников из спичечной серы петарды делать!
– Какие… – вскинулась Буланкова, – эти?..
– Которые взрываются, – пояснил Кузьма Николаевич. – И которые что угодно поджечь могут. – Он повернулся к жене и распорядился: – Спичек ей больше не давай! Чтоб из моих спичек да на мою же голову взрывчатку изготовляли!.. – Запнулся, не находя слов. – А эту даму, – и вытянул руку в направлении Буланковой, – я оштрафую! Будет знать, кому уши драть!
– Во! – в изумлении показывала на него пальцем соседка. – Во! Смотрите на него!
– Вы что оба руками-то размахались? – строго спросила Валентина Степановна. – Потом еще с детей спрашивают!.. Тебе, – обратилась она к мужу, – только теперь о том и думать, кому уши драть.
– Прости, – сразу повинился он и ласково, но как бы невзначай провел ладонью по ее плечу. – Нашло.
Митя под шумок доел сырник, облизал ложку в сметане и сахаре, поднял ясные свои голубые глаза и встретился с ласковым, но почему-то грустным немножко взглядом хозяйки. Тут взгляд ее неожиданно тоже приобрел ясность, потом даже строгость, и она потрясенно сказала:
– Боже мой! А руки-то, руки! Ах ты, пролаза!
Тут и Кузьма Николаевич увидел: мальчугашка как прибежал с немытыми руками, измазанными на огородных грядках, так и сел с ними за стол, однако до сих пор на редкость удачно скрывал это. Он рассмеялся, глядя на мальчика.
– Сейчас же к умывальнику! – приказала Валентина Степановна.
Митя подчинился беспрекословно. Вымыл руки, вытер, посопел, возвратился к столу и взобрался на свой стул.
– Другое дело. Хочешь еще сырника? Давай положу?
– Кажется, я совсем наелся. Спасибо.
– На здоровье! Расти большой.
Хозяин стоял спиной к печке, и Митя начал разглядывать эту удивительную печку с одной дверцей и маленьким поддувалом, всю от пола до потолка выложенную белой и черной кафельной плиткой в таком сочетании, что глаз невольно задерживался и все хотелось смотреть и смотреть.
