Чеков выругал себя за то, что сразу не додумался спросить у Даши адрес. У него не было сейчас даже возможности позвонить. Оставался один вариант – попросить у кого-нибудь мобильник. Просить Чеков никогда не стеснялся, но времена сейчас были такие, что люди за безобидную просьбу позвонить могли послать, а то и еще что-нибудь похуже. Постоять за себя Чеков, конечно, мог, но ему сейчас совсем не хотелось привлекать к себе внимание.
Однако ему довольно быстро повезло. На тихой улочке под названием Малая Коммунистическая какой-то меланхоличный студент одолжил Чекову свой мобильник. Пока Чеков звонил, хозяин телефона отстраненно жевал жвачку, потом равнодушно выслушал «спасибо» и удалился, забрав трубку.
Но этот шанс Чеков использовал. Правда, трубку взяла мать Даши и сразу разочаровала Чекова сообщением, что Даша на работе и появится дома не ранее четырех часов. Вдобавок она сделала попытку вытянуть из Чекова подробности его биографии, начав едва ли не с детского сада, но он эту попытку пресек, сославшись на то, что не может занимать служебный телефон. Попутно он соврал, что работает в благотворительном фонде, который помогает людям, оставшимся без крова. Вообще-то, Чеков имел в виду единственного и вполне конкретного человека, но на Дашину маму такая рекомендация произвела благоприятное впечатление. Она предложила Чекову позвонить ближе к вечеру.
Ничего удивительного, что ввиду такой перспективы у Чекова совсем испортилось настроение. Однако он не стал предпринимать необдуманных шагов и выбрал единственно правильный вариант. Тихими переулками он добрался до Серебрянической набережной и, выбрав подходящую скамеечку во дворе, где жила Даша, стал терпеливо ждать.
Терпение это было всего лишь видимостью. На самом деле Чеков был на пределе. Такая бездеятельность всегда угнетала его, а теперь вкупе с прочими неурядицами она его просто бесила. Он был голоден, измучен, хотел выпить, хотел вернуть свои деньги и еще много чего хотел, а судьба вместо всего этого тыкала его носом в собственные ошибки, как тычут котенка в сделанную им лужицу. Это было очень унизительно.
Поэтому к четырем часам пополудни Чеков был мрачнее тучи. Он и Дашу-то уже начинал ненавидеть за то, что она торчит на работе, а не идет к нему, к человеку, который, несомненно, нуждается в помощи больше, чем все ее дурацкие чиновники с обострившимися язвами. Чиновники слишком много и вкусно жрут – отсюда и все их болезни. По-хорошему никого из них и лечить-то не надо. Чекову было совсем не жалко чиновников.
