В съезжей избе Ульяна нашла воеводу Ивана Борнякова. Боярин учинил ей допрос.
– Чего тебе, баба, надобно? – грозно спросил воевода.
Ульяна сказала ему, что в съезжей избе, при всех, ей говорить не велено. Воевода ухмыльнулся, важно развалясь на лавке, лукаво подмигнул Мишке Светикову: «Видал, мол? Бабенка что мед!»
Тот мигнул подьячему. Подьячий тоненько хихикнул.
– По какому же делу ты заявилась сюда? – спросил воевода. – Не края ли наши тебе понравились?
– Пришла я по царскому делу, – твердо сказала Ульяна.
Дьяк и подьячий навострили уши. Боярин поднялся кряхтя и, едва передвигая заплывшее жиром тело, прошел в сени.
– Ну, сказывай!
– По указу царской матушки, Марфы Ивановны, мне велено повидаться с атаманом Алешей Старым.
– Так, так! Сказывай правду, да врать не вздумай, – потеребив густую бороду, проговорил воевода.
– Велено мне с глазу на глаз поговорить с ним.
– Так, так. А ежели все то и не так? Стало быть, тебя, бабу, в острог впустить надобно? Царский указ – одно… а наказ матушки, выходит, – другое. Нескладно… Без Мишки Светикова, пожалуй, не разобраться мне. Эй, дьяк! Иди-ка живо сюда! – закричал воевода.
Дьяк тотчас же выскочил в сени.
– Ась?
– Вот баба пришла тут от царской матушки. Бывало ли так когда в острогах?
Светиков смущенно сказал, что такого николи не бывало.
– Вот те и так! – крепко задумался воевода. – Быть в смертной казни… Не врет ли баба? А нет ли у тебя письма какого от царской матушки? – спросил он Ульяну.
– Письма, матушка сказала, не надобно, – ответила Ульяна, – чтоб царскому указу порушки не чинить.
– Ну, как же тут быть? – ломал голову воевода, глядя на Мишку, но тот недоумевающе дернул плечами. – В острог бабу впускать – нескладно. Атамана из острога вывести – тоже нескладно. Вот, дьявол те подери, загадка какова! Сведи-ка ты бабу в мой терем, а там посмотрим.
Ульяну привели домой к воеводе. Там встретила ее тучная говорливая боярыня, Ирина Власьевна.
– А каково ныне здоровье царской матушки? – с любопытством спрашивала она. – Каковы носят наряды московские боярыни и боярышни? Хорошо им там, в Москве, а я вот заброшена горькой, несчастной судьбиной на Белоозеро.
Ульяна рассказывала ей, а она умиленно слушала, сложив на груди пухлые руки. А когда Ульяна, известная в Москве швея и мастерица, показала ей расшитую серебром легкую накидочку с царскими именами, у боярыни глаза разгорелись.
– Нам бы вот подружиться надобно. Нам-то давно надо бы быть всех ближе к царской матушке. Гляди, и моего Ивана приблизили бы в Москве к царю.
