– Поклонитесь еще на могилах в Черкасске костям казачьим. Да знайте одно: Дон никогда не потечет вспять! Он будет течь по-прежнему – мимо Азова-города и во сине море!.. И кланяйтесь еще, казаки добрые, моей Фатимушке. Не забижайте ее, сиротину.
Отошел атаман в сторону, стал ближе к подводе, шапку, не торопясь, надел, но прежде вынул из верха шапки заготовленное им письмо.
– Доставьте письмо на Дон! – сказал он, передавая его ближайшему казаку, и легко прыгнул в колымагу.
Тут пристав Языков сошел с коня.
– Казнят меня! Что делаете, воры! – И пытался отнять у казака письмо атамана. Не тут-то было: письма Савве казак не дал, пригрозив кулаком:
– Ты, пристав, скажи царю, что видать ничего не видал и слыхать ничего не слыхал. Иначе прибью доразу.
Перепуганный Савва отступил:
– Лезайте в колымаги!
Казаки взобрались на подводы.
– Трогай! – приказал атаман вознице. – Езжай из московской трясины!
– С богом! – напутствовали оставшиеся опечаленные казаки.
Языков вскочил в седло. Возница и стрельцы и ссыльные казаки на двух подводах, окинув тревожными глазами серое небо, тронулись в путь…
В это же время третий возница, вислоухий парень в залатанных сермяжных штанах и холщовой рубахе, посланный за казачьими пожитками, выносил из дома Ульяны казачьи седла, другую казачью рухлядишку – повстинки, старые зипуны, ружья – и укладывал их на свою крепко потрепанную колымагу.
– Куда повезешь казачьи седла? – спросила, выбежав, Ульяна. – Я тебя знаю, тебя Семкой зовут.
– Не велено говорить, – ответил возница. – Кнутами забьют меня до смерти. Рад бы…
– Да ты пиво пьешь?
Возница засмеялся:
– Пиво? Ежели оно хмелем в голову бьет – не пью.
Они вместе вернулись в сени.
– А мед янтарный ты пивал с царских столов? – спросила Ульяна.
– Мед? Нет, не пивал.
– А хочешь? – хитро подмигнув, спросила она.
– Ну, ежли не врешь, налей!.. Едино помирать. Погибель, сказывают, пришла от тех казаков.
Ульяна налила белолобому кудрявому вознице две кружки злого, хмельного пива и кружку янтарного меду.
– Пей, мой кудрявенький, – просила Ульяна и положила в миску, стоявшую на столе, кусок гуся.
Детина пил и быстро хмелел:
– Ой, Улька, бьет крепко в голову! Мне ныне и не добраться до Посольского, приказу…
– А к спеху ли в приказ? – смеялась Ульяна.
– Коли бы не к спеху, то пил бы еще. Уж больно сладко. Ну и девка ты, глазами тебя не обхватишь, – кровь горит… Вот казаков-разбойников отправим на Белоозеро, и я к тебе приду… Налей-ка вот чарочку одну, боярочку!.. Ты что ж стоишь закручинившись? Аль жалко их тебе?
