– Помилуй бог!
– Крестись! – поднявшись, выкрикнул Пожарский.
– Вот крест святой. Помилуй бог! Прости все прегрешенья.
Боярин долго стоял перед иконой, крестился, шептал молитвы, а повернувшись – прикинулся лисой:
– Донским казакам бояре учинили выговор с великим шумом.
– Бессмыслица! Уйдут казаки с Дона-реки – государству опасность. Казаки – то люди русские. Приблизить к государству их следует. Московская да Киевская Русь, ежели сойдутся воедино, – сила! Дону помочь – другая сила. Счастливое начало. Пагуба русскому государству от разброда. Не след нам забывать, боярин, тень прошлого: Иван Болотников был в Туле!
Боярин от страха поежился.
– А не придет ли к нам, боярин Лыков, явь новая – бушующая чернь? – продолжал князь.
Боярин вздрогнул.
– Трон, зашатается – придет. Кривдой жить станем – опять придет. Кто он – Иван Болотников? Полоняник русский, запроданный в Азове турками в Царьград. Вернулся на Русь, и возгорелось пламя!
У боярина дух сперло.
– Спасибо Шуйскому, – сказал боярин, – обманом Тулу взял, короной Василия клялся, крест целовал: не трону, говорил, и отпущу Ивана, куда он захочет…
– Не отпустил, – сказал Пожарский, – крест позабылся, корона позабылась, сослал царь Шуйский Ивана Болотникова за Белоозеро, в Каргополь да в озере Лача и утопил, а с ним его единомышленников – четыре тысячи. Еще Петрушку, сказавшегося царем Федоровичем, повесил Шуйский на болоте под Москвой. А мысли-то Ивана да Петрушки живы – не потонули. Вот то, боярин, помни!
Лыков совсем притих.
– Шуметь бояре могут. Всех больше шумят да выговаривают складно Стрешневы, Салтыковы, дьяк Грамотин, Иван Романов, сын Трубецкого да ты, Борис Михайлович. Ты не сердись. Кричать, скажу по правде, ты здорово умеешь.
Вскипел боярин, плечи приподнял, но сдержался.
– Посол Фома Кантакузин не приезжал из Турции? – спросил Пожарский, снимая со лба высохшее полотенце.
– Был только что, – грустно ответил Лыков.
– Уехал, стало быть?
– Да, дня четыре.
– О дружбе все печется да о любви. Но дружба их и любовь кривые.
Лыков сказал:
– Бывал еще посол из Персии, от шаха, предался пьянству, жену убил в Москве да шесть человек из свиты. Всех остальных хотел побить, но царь отправил его с посольством спешно в Персию.
Пожарский заметил:
– Посол тот – словно шах Аббас. Давно слухом земля полнилась: «Плачьте, грузины, – родился шах Аббас». Вести пришли, что Аббас заключил в темницу в Ширазе карталинского царя Луарсаба да тетивою и задушил недавно. Аббас залил реками крови землю грузинскую. А нам с грузинскими царями крепкую дружбу вести надо… Слыхал еще, что турецкого султана Османа задушили и на престол султанский возвели Мустафу слабоумного. А Мустафа не мог управлять государством, управляла мать его да евнух, ставший великим визирем, потом посадили они на престол пятнадцатилетнего наследника – Амурата Четвертого, а тот уже успел своих братьев порезать. Да и в Крыму ханов порезал тож немало.
