Ники замолчала, чтобы вытереть глаза грязным, затвердевшим комком туалетной бумаги, который она нашла в кармане. Антония приказала Ники в разговорах с Лотти называть ее гигиенической бумагой, и Ники обычно не забывала об этом, но про себя она всегда называла ее туалетной бумагой, ведь таким образом она словно бы показывала Антонии фигу, и это было здорово.
— Потом на выходные няни уходят, и на их место заступают эти мамаши. Они ведут детей в парк, бросают их на детской площадке, а сами болтают друг с другом, не обращая на детей внимания. Поэтому никто из них ничего и не видел, и поэтому они так отвратительно себя повели, когда я сказала, что Лотти потерялась. А я в этом не виновата. Не виновата!
— Хорошо, хорошо. Успокойся. Значит, ты увидела, что Шарлотта исчезла. Пожалуйста, констебль, принесите Ники чашку чаю.
Всем своим видом более молодой полицейский показал, что терпеть не может подобных приказов, и лениво удалился из комнаты для допросов, давая понять, что он тут не мальчик на побегушках.
— Ну вот, он ушел, Ники, дорогуша. Здесь только ты и я. И теперь мы можем все прояснить. Что ты сделала потом?
— Когда ничего не добилась от родителей?
— Да.
— Я спросила у всех детей, которых знала, но никто из них мне не помог. Они, конечно, видели Шарлотту, когда мы пришли, но никто не заметил, что с ней случилось. Поэтому потом я просто побежала по парку, зовя ее и расспрашивая всех встречных, не видели ли они Лотти. И я бегала и бегала, пока не стали запирать ворота, и тогда я пришла сюда. Больше мне некуда было идти.
Ники почувствовала, что сейчас снова расплачется, горячими и липкими, как кровь, слезами, но она не могла позволить им пролиться перед этим человеком. Ни за что, насколько это в ее силах! Он был не такой противный, как другой, но все равно, столько лет скрывая ото всех свои слезы, она не желала давать им волю сейчас.
— А что родители Шарлотты?
— А что они?
Об Антонии ей даже думать не хотелось. Страшно даже представить, как она будет говорить с ней о случившемся с глазу на глаз. При мысли об этом Ники начинало мутить. Роберт, тот нормальный, он понял, что у нее не было злого умысла, но Антонию ни за что в этом не убедить. И если дойдет до дела, Роберт примет сторону Антонии. Ники очень хорошо это знала. В каком-то смысле ему придется так поступить, даже если это несправедливо.
— Вот твой чай, дорогуша, — сказал сержант. — Спасибо, констебль.
Ники сделала глоток, но напиток оказался отвратительным на вкус.
