– Так что вы обосновались здесь навсегда и не намерены уезжать? – спросил Джеффри.
– Да, как колодец, ушедший глубоко в землю, – ответила Джульетта.
Она превратилась в мисс Джей, во вдову Уолберн, владелицу собственности и уважаемую горожанку, чьей главной заботой стало процветание Брода Уолберна. Она гордо смотрела на тех, кто шептал, что ей никогда не достроить постоялого двора и не прокормиться своим делом. Она спрятала свою, как ей казалось, греховную натуру и боль от воспоминаний под толстым слоем респектабельности, она задавила все свои эмоции и погребла последние следы образа той жизнелюбивой и вольной девушки, которой когда-то была. Теперь та Джульетта была похоронена вместе с погибшими, и ей никогда не позволено будет воскреснуть.
Но, похоже, с того момента, когда пальцы Джеффри д'Арбанвиля начали играть ее пуговицами, она забыла об этом своем решении.
Осознав, насколько далеко она ушла от собственной отстраненности, Джульетта испытала почти физическую боль, словно вышла на обжигающее солнце из прохладной и тихой пещеры. Конечно, можно снова привыкнуть к солнцу, но гораздо менее болезненно вернуться в пещеру и дождаться, чтобы благословенная темнота скрыла все опасности. Как она могла настолько забыться?
Из норки выскочил кролик, собравшийся погрызть травки. Мисс Джей снова повернулась к Джеффри, уже не сомневаясь в своей способности вести себя по отношению к этому актеру, уже объявившему о твердом намерении уехать на какой-то свой квест, только как учительница.
– Ухватитесь покрепче за уздечку Ариона и смотрите на того кролика. Я покажу вам, на что способны пистолет и пуля.
Джульетта прицелилась. Выстрелила. Пока дым от выстрела еще не рассеялся, она отвернулась и прижалась лицом к шее дрожащего Ариона, а Джеффри с проклятиями кинулся к кролику. На прерию опустилась тишина, воздух стал тяжелым и неподвижным, так что даже ни одна травинка не шелохнулась. Казалось, голова Джульетты вдруг стала неимоверно тяжелой – так трудно было ей повернуться к Джеффри. Она задохнулась, увидев, какое отчаяние написано на лице громадного мужчины, неподвижно пригнувшегося и державшего в вытянутых перед собой руках разбитое тельце кролика.
Отчаяние. Опустошенность. Хорошо, что она вовремя воздвигла вокруг себя привычные барьеры, потому что в отличие от Джеффри она не испытывала этих болезненных чувств. Не испытывала.
Тонкая блестящая струйка зазмеилась по шее Ариона, начинаясь от того места, где она прижималась к ней лбом: такой след оставили бы слезы, если бы какая-то мягкосердечная женщина решила расплакаться. Джульетта стерла влагу пальцем.
