Хорошенько все взвесив, Юбер счел, что может действовать.
– Сегодня вечером мне надо выйти, – объявил он "Голиафу".
Тот посмотрел на него изумленным взглядом.
– Вы сумасшедший.
– Нет, не думаю.
Не раскрывая цели вылазки, он изложил свою точку зрения и сумел убедить собеседника, что он не очень рискует, при условии, что будет избегать общественного транспорта, такси и не станет выходить из города.
– Мне нужно оружие, – сказал он в заключение. – Я не хочу, чтобы меня арестовали снова. И еще часы.
"Голиаф" немного подумал.
– Я думаю, – ответил он, – что вы всегда действуете по собственному разумению. Значит, надо вам помогать. Я достану вам оружие, но вы дадите мне слово не возвращаться сюда, если у вас будет малейшая неприятность. У меня нет никаких причин рисковать в операции, смысла которой я не понимаю.
– Даю вам слово.
Еще вчера "Голиаф" достал Юберу поношенную одежду, похожую на ту, что носят обычные люди. Он ушел в лавочку, витрина которой была закрыта по причине воскресенья, и вернулся через несколько минут с револьвером "маузер", выпущенным до 1914 года.
– Вы стащили его в музее? – спросил Юбер, смеясь.
– Его очень аккуратно хранили, и работает он хорошо. Барабан полный, но других патронов у меня нет; вам придется довольствоваться этими в случае стычки.
– Спасибо, – сказал Юбер, взяв оружие.
Оно было тяжелым и очень хорошо ложилось в руку. Юбер осмотрел его, потом сунул за пояс. "Голиаф" дал ему часы.
– Скажите, – спросил Юбер, – в этой стране у прислуги в воскресенье действительно выходной?
– Да, это абсолютное правило.
– Без исключений?
– На исключения посмотрели бы очень плохо.
Он думал о Марии, домработнице Монтелеоне, он не имел никакого желания встречаться с ней. На этот раз он намеревался воспользоваться восьмичасовой сменой охраны, поскольку темнело в семь.
"Голиаф" объяснил ему кратчайшую и самую спокойную дорогу от Русаковской до улицы Чита. По словам сапожника, дорога заняла бы меньше двадцати минут. Юбер чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы проделать такой путь. Чтобы не привлекать к себе внимания, он снял с лица повязку. Раны нормально заживали.
В семь часов десять минут он вылез через окно в узкий и темный двор и вышел на улицу.
В этот час улицы города были очень оживлены – люди возвращались с воскресной прогулки. Юбер считал, что это очень хорошо. Чем плотнее толпа, тем меньше для него риск быть замеченным.
Ему понадобилось чуть больше двадцати минут, чтобы дойти до улицы Чита. Когда он заметил милиционера, дежурившего перед виллой ученого, его сердце бешено заколотилось.
