Она казалась искренней. Рука Юбера на ее груди стала более нежной.
– Он меня изобьет, когда узнает, что я попалась.
Юбер долго смотрел на нее, ничего не говоря. Потом он погладил ее ляжку. Он не хотел, чтобы Хагеманн узнал, что произошло, но еще больше не хотел, чтобы то, что могло показаться большой милостью в отношении девушки, было ей оказано бесплатно. Она бы не поняла и в конце концов сочла бы это странным.
– Слушай, – сказал он, лаская ее более грубо, – мы можем поладить, если ты будешь мила со мной. Я ничего не скажу твоему отцу... Ты ему расскажешь, что видела мои бумаги и они в порядке, что так и есть... Что ты об этом думаешь?
Она задрожала вновь.
– Вы... Вы сделаете это?
– Даю тебе слово. Хочешь?
Он медленно нагнулся к ней. Она закрыла глаза, уже отдаваясь.
– Хочу, – прошептала она. – Очень хочу.
Она обхватила шею мужчины руками и привлекла его к себе.
В этот вечер Юбер пришел на улицу Чита незадолго до половины двенадцатого. При выходе из деревни шпетов ему показалось, что за ним следят, и он применил обычную тактику, чтобы оторваться от хвоста.
Один милиционер дежурил перед виллой ученого. Вооружившись вчерашним опытом, Юбер составил план, который, в принципе, не должен был провалиться.
Он спокойно прошел мимо милиционера и самым естественным образом свернул на дорожку, где вчера изображал пьяного перед двумя часовыми. Милиционер не обратил на него никакого внимания. Охрана Монтелеоне не была чем-то особенным; Ханно уверил в этом Юбера. Советские собратья итальянца жили при таком же режиме. Милиционеры не имели никаких причин думать, что поблизости может бродить агент ЦРУ. Поэтому они не были начеку.
Юбер миновал тропинку, шедшую вдоль задней стены сада виллы Монтелеоне. На той стороне курил милиционер, Юбер видел красный огонек.
Он продолжал идти, не торопясь и стараясь не шуметь. По обеим сторонам изгороди из кипарисов расстилались сады. В нескольких домах еще горел свет, но большинство были темными. Люди ложились спать рано.
"Ночной Сталинабад" еще не существовал.
Юбер остановился в густой тени одного из деревьев и несколько минут стоял, насторожившись. Откуда-то доносилась тихая музыка.
Он вернулся назад, на этот раз стараясь оставаться невидимым и неслышным. В двадцати метрах от тропинки, где курил милиционер, он без малейшего шума скользнул через дыру в заборе и оказался на другой стороне.
Затем он пошел по саду к охраняемой тропинке.
Это было азбукой профессии, ежедневным упражнением в разведшколе: незаметный подход к часовому.
