Понимаете?
– Так точно! – заученно ответил Селиваненко.
– И вам все карты в руки, – продолжал Геннадий. – Для вас все условия.
Было бы только желание. А вот старым чекистам, да вот хотя бы мне, ни условий, ни времени не было для ученья. А работали. Да как работали! Какие дела вершили! А какие чекисты были раньше, орлы!
– Раньше, видимо, не было и таких, как теперь, начальников, – пустил стрелу Дим-Димыч.
Я закусил губу.
– Это каких же? – переспросил Геннадий. – Никуда не годных, что ли?
– Этого я не сказал, – ответил Дим-Димыч. – Я сказал: таких, как теперь.
– Пожалуй, да. Таких не было. Мой первый начальник, к вашему сведению, товарищ Селиваненко, мог ставить на документах только свою подпись, а его резолюции мы писали под диктовку. Но мы учились у него работать, а он учился у нас.
– Последнее невредно и теперь, товарищ старший лейтенант, – заметил Дим-Димыч.
Геннадий неопределенно кивнул и продолжал, обращаясь к Селиваненко:
– Вы не раскусили Чеботаревского. Это не дела, а находка! Клад! И этот клад, благодаря вашей недальнозоркости, мы отдаем в другой отдел. Вас ожидала слава, хорошая слава, а вы предпочли конфуз.
– Слава, товарищ старший лейтенант, – вновь заговорил Дим-Димыч, – товар невыгодный: стоит дорого, сохраняется плохо.
– Не особенно умно, товарищ Брагин, – огрызнулся Геннадий. – Скорее, даже глупо.
– Возможно, спорить не стану, – невозмутимо произнес Дим-Димыч? – Это не мои слова. Они принадлежат Бальзаку, которого, как мне помнится, никто еще не причислял к глупцам.
Безродный потискал рукой свой подбородок и, нахмурившись, сказал:
– Идите, товарищ Селиваненко! Дело оставьте – и идите!
Селиваненко повернулся через левое плечо и вышел.
Геннадий встал из-за стола, прошел до закрытой двери, нажал на нее ладонью, хотя нужды в этом никакой не было, и, обернувшись к Дим-Димычу, обратился неожиданно на «ты»:
– Я никогда не говорил тебе, Брагин, хотя давно собирался сказать, что думать надо головой.
– А ты разве пытался думать другим местом? – съязвил Дим-Димыч.
– А голова у тебя не всегда хорошо варит. И я ею не особенно доволен.
На данном отрезке времени особенно.
Дим-Димыч метнул в меня насмешливый взгляд и ответил:
– Не стану уверять, что моя голова украшает меня, но я ею доволен.
Понимаешь – доволен. Я привык к ней.
– Товарищи! Я пришел к вам не затем, чтобы слушать вашу перебранку, – запротестовал я, – у меня дел уйма.
– Тоже верно, – снисходительно согласился Геннадий. – Дело, я считаю, еще не провалено. Оно не дотянуто. Виновный еще заговорит…
