А сам тут же позвонил в Мосгорпрокуратуру.
– Василь Василич, отдохнул? Привет, это Логунов интересуется.
– Здравствуй, Борис, а я хотел сам тебе звонить.
– Телепаемся, значит?
– Вроде того. Слушай, а симпатичный этот парнишка-то у тебя. Та-акой важный! Быть ему «важняком», помяни мое слово. Но – не скоро.
– Эт-то точно! Значит, на себя хочешь взять дело, или я не так понял? Ты учти, у меня нет ни малейших возражений, просто хочу чистую формальность соблюсти, ведомственную, так сказать. Коли решил, пусть уж твой моему позвонит, ну и оформим соответственно.
– Очень хорошо. Я сейчас поеду отдохну маленько, а ты паренька этого ко мне со всем хозяйством подошли… часам эдак к двум. Устроит?
– Мы ж коллеги, следователи, так сказать, хотя и из разных епархий. – Логунов знал, как любит этот «важняк» прямые проявления уважения к себе. Щеки надувает. – Мое почтение, Василь Василич.
Очень хорошо, лучше и быть не может! Пусть «важняк» сам раскручивает это дело, в котором уже сейчас, по мнению лучшего опера из всех, с кем довелось работать Логунову, Гриши Синева, имеется полтора десятка вопросов без ответа. И подключать к этому откровенно гиблому делу все свои силы Логунов просто не мог. Значит, оно логично переходило бы в разряд «висяков». А именно этого только и не хватало следственному отделу на метрополитене, прозорливым начальником которого он справедливо себя считал. И не без основания.
Общаться с Константином Дмитриевичем Меркуловым всегда было для Турецкого делом необычайно приятным. Во всех отношениях. Особенно если ты, ко всему прочему, отсутствовал в родной тебе Генеральной прокуратуре длительное время и никоим образом не страдал от разлуки.
Костю, конечно, интересовало буквально все, не являющееся особым профессиональным секретом. Значит, бытовые мелочи: как и где жил, чем кормили, как проходили занятия. Все же остальное уже не могло относиться к его компетенции: не он оформлял командировку (хотя и не без его ведома), не ему и требовать отчета. Если быть справедливым до конца, то и вообще не было в настоящий момент в России такого лица, естественно, за исключением Президента, перед которым Турецкому пришлось бы встать по стойке «смирно».
Вот что значит – гражданин мира. Но это сугубо внешняя сторона дела. Что же касается Костиных интересов, то для их удовлетворения и был дан Турецкому отпуск за свой счет. Чтобы у руководства «Пятого левела», а тем более у кураторов из ООН, не возникло подозрений, будто силы, подведомственные исключительно им, используются для достижения чьих-то собственных посторонних целей. Другое дело, когда лично Турецкий попросил лично Реддвея оказать ему конкретную помощь. Тут возражений быть не могло уже по той причине, что все происходило между своими. Старая и вечная истина – рука руку моет. Блат, одним словом, подзабытое, доброе слово из социалистического лексикона. Разумеется, теперь Меркулов не без внутреннего напряжения, что было заметно по его якобы индифферентному виду, и ожидал результатов, высказанных им в мало понятном постороннему человеку факсе в южнобаварский город Гармиш.
