– «Центурион», – с улыбкой подсказал Турецкий.
– Да, «Центурион». Он, вероятно, хотел использовать это дело в межредакционной борьбе. Конечно, это понравилось не всем. Даже скажу больше! Это вообще никому не понравилось! С одной стороны, потому что намечались все эти финансовые дела, газете подыскивали покупателя, понятно? А с другой стороны, его старые приятели, конечно, уже опасались.
– Чего?
– Ну что он вырвется, станет первым. Тут ведь уже дружбы быть не может. Тут если ты первый – ты победил! Только так.
– Кто эти приятели? Имена, фамилии?
– Я не знаю…
– Что значит – не знаю? Вы же все-таки не последнее место занимаете в своей газете? И не знаете таких простых вещей? Имен?
– А знаете, сколько у нас в газете людей работает?
– Ну хоть кто, примерно?
– Не знаю. Я и так вам сказал больше, чем мог.
– Отвечать на мои вопросы, между прочим, – сурово сказал Турецкий, – это ваш гражданский долг. Мы ведь не на лавочке с вами сидим. Правильно?
– Да, но многое из того, что вы сейчас от меня услышали, – информация, мягко говоря, непроверенная. Я бы на вашем месте не рискнул на нее ссылаться.
– Слухи?
– Ну если хотите. Поэтому я свой гражданский долг перед вами даже перевыполнил.
– И последний вопрос. В чем была его вина?
– Вы меня, что ли, спрашиваете?
– Вас, естественно.
– Я не знаю, почему его убили!
– Я не об этой вине. Я о той, после которой в редакции с ним кое-кто вообще перестал здороваться.
– Да он просто украл кое-какие бумаги у одного из наших сотрудников! Но ведь есть все-таки свои приличия. Если ты журналист – пожалуйста: укради у свидетеля, у… у работника прокуратуры, в конце концов, но не у своего!
– А я догадываюсь у кого, – сказал вдруг Турецкий. – Я знаю, у кого украл он эти бумаги. Хотите назову вам имя?
– Да, вы угадали, все было именно так, – сказал Смашнов. – Но поверьте, что все это была чепуха, никто этим не занимался вплотную… И к тому же там не было и не могло быть никакого компромата ни на кого…
– У нас есть другие сведения. Я видел эти бумаги.
Смашнов на секунду замолчал.
– Какие бумаги? – чуть заикаясь, спросил он. – Этого не может быть!
– Поэтому я и пришел теперь к вам, Алексей Робертович. Дело в том, что у меня есть папка. Одна забавная папочка. И в ней документы…
Уходя, Турецкий обернулся. Смашнов с каким-то почти суеверным страхом смотрел ему вслед…
– Кап! – сказал Турецкий и по-мальчишечьи подмигнул редактору Смашнову.
Тот, естественно, ничего не понял. Да и не должен был понять. Для этого ему надо было прежде всего перестать бояться. Всего. Но, главным образом, крупных неприятностей от начальства и хозяев газеты.
