Убийство в состоянии аффекта | страница 2
За столом – гладильной доской оживленно перекликались подружки Нины:
– Отдай, это мое!
– Отвали.
– Я сказала, отдай! Корова!
– Придурок! Ай, мама, она меня ударила!
Шепотом:
– Стукачка.
– Дебилка.
Турецкий и его жена хором:
– Как ты разговариваешь с подругами?
– Она первая начала.
– Немедленно извинись перед Машей.
– Не буду! Пусть сначала отдаст мой плеер.
Как приятно вернуться пораньше с работы! Провести вечер с семьей… Ни тебе убийств, ни нервотрепки… Поужинать в спокойной обстановке. Посмотреть телевизор. Выпить пивка. Почитать перед сном газету. Пораньше лечь в постель. Поцеловать жену…
– Саша, дочери нужна новая ракетка.
– Хорошо.
– И новый костюм для тенниса.
– Угу.
– Меня беспокоит, что она сутулится.
– Да.
– Как ты думаешь, стоит показать ребенка врачу?
– Наверное.
– Как ты думаешь, не пора ли поговорить с ней… Саша, ты меня слушаешь?
– Да. – А после следует провал в сознании до звонка будильника.
…Кто придумал ароматический будильник, источающий утром запах свежей клубники?
Несчастный! Наверняка у него не было жены.
А раз у него не было жены, то и детей тоже…
– Саша! Саша! Да проснись же. Проснись, тебя к телефону. Как кто? Меркулов, конечно.
– Слушаю.
– Турецкий? – Даже спросонья он заметил, что у Меркулова грустный голос. – Немедленно выезжай. Человек ждет тебя на площади. Ты будешь вести дело.
– Понял. Одеваюсь.
В разговорах по телефону они с Меркуловым пользовались своим кодом. «На площади» обозначало, что дело связано с Кремлем. Слово «человек» обозначало труп, причем смерть наступила при невыясненных обстоятельствах.
Застегивая на запястье ремешок часов, Турецкий машинально взглянул на циферблат.
Сегодня его рабочий день начался в четыре двадцать три по московскому времени.
В постперестроечную эпоху сильно пьющий гражданин Синькин А. И. имел комнату в коммуналке в районе Арбата. В ту же постперестроечную эпоху вечерний покой гражданина Синькина часто нарушали песни волосатых ублюдков, облюбовавших для своих концертов арбатский пятачок под его окнами.
Одна песня особенно врезалась ему в память:
Спит вся Москва.
Кругом тоска.
Спит инженер,
И спит рабочий.
Спит проститутка,
С ней – пионер,
Вот вам пример:
Давайте спать!
Спокойной ночи!
Этому совету бывший гражданин Синькин А. И., а ныне просто московский бомж по кличке Ильич, не следовал уже много лет подряд. Он не спал по ночам. Он по ночам работал.
В «час между волком и собакой», как живописно окрестили романтики эту пору ночи, московские бомжи выползают из своих подвалов, спускаются с чердаков и поднимаются из лабиринта коллекторных труб и отправляются по делам.