Самое интересное, что ему действительно нечего было рассказать о людях, которые в течение нескольких лет проделывали эту странную операцию – время от времени (крайне редко) пользовались его счетом. Чернов ничего не знал и знать не хотел. Ей-богу, не хотел!… За все время сотрудничества с теми людьми он выработал твердое правило – не вмешиваться. И сознательно избегал лишних встреч, разговоров, никогда не задавал никаких вопросов… И вдруг весь этот бред с налоговой инспекцией. Ведь ему обещали! Непонятно… Он знал одно достаточно твердо – он ни в чем не виноват. Это главное. И рассказывать ему было особенно нечего. Но все-таки где-то в глубине души он чувствовал нервозность и неприятные мысли вызывали ощущение озноба.
Женщина перед зеркалом вела себя довольно странно…
Вот уже в течение нескольких минут она старательно «уродовала» собственное лицо, пытаясь как можно больше состарить и упростить его. В жизни она была яркой, эффектной, на нее часто оборачивались мужчины – особенно в те моменты, когда она выходила из своего новенького «джипа-чероки». В ее глазах читалась властность и уверенность в себе. Но теперь, когда при помощи нехитрых гримерных приемов она стала лет на двадцать старше, ни о каком джипе и речи быть не могло. Теперь из зеркала на нее смотрело лицо простой, как это теперь модно было говорить, «совковой бабы», которая всю жизнь отпахала на мужа-пьянчужку и детей. Запавшие глаза, под которыми явно проступали мешки вечного недосыпа, морщинки на лбу, убогая челка, потрескавшиеся губы… С губами пришлось повозиться больше всего, чтобы они выглядели достаточно эффектно. Что ж, замечательно! Это как раз то, что ей нужно. Остались мелочи – натянуть на голову платок попроще, чтобы скрыть великолепные, ухоженные волосы; концами платка обмотать шею – ведь не может же быть у «совковой бабы» сорока лет такой прекрасно сохранившейся шеи…
Она еще раз внимательно осмотрела себя и осталась вполне довольна. Бой настенных часов привлек ее внимание. Бросив быстрый взгляд на свои наручные, женщина прошла в гостиную, миновав огромный коридор. Это была старая московская квартира, и дух, который в ней царил, тоже был настоящим, старинным – резной буфет на просторной кухне, огромные, уходящие куда-то под потолок стеллажи с бесчисленными подшивками «толстых» журналов, надежный дубовый паркет под ногами, ковры на стенах, лепнина в основании люстры и конечно же темно-коричневое, благородной расцветки пианино…
