– Ничего, обойдутся без икры в своем Израиле! Не похудеют! – Ненавистное слово «Израиль» было произнесено с ударением на последнем слоге. Видимо, по мнению таможенницы так должно звучать обиднее. И, поставив баночку на свой стол, продолжала рыться в вещах женщины своими толстыми, похожими на весьма дефицитные в том далеком восьмидесятом году сардельки…
Кипарис стоял в скорбной очереди перед стойкой таможенного досмотра в Шереметьеве-2 и наблюдал эту сцену. Пожалуй, он был один, кто не примерял со страхом и отвращением эту ситуацию на себя – каждый знал, что любой его вещичке предстоит испытать на себе грубое и даже какое-то кощунственное прикосновение толстых пальцев-сарделек. Багаж же Кипариса, как уже говорилось, состоял всего лишь из одного, по виду очень легкого чемодана.
Люди приближались к таможеннице как к плахе. Все знали, что сейчас будет болезненная и унизительная процедура, но зато потом… Потом счастливая неизвестность. И каждый верил, что в будущем, в благополучной и богатой загранице его ждет удача. И что такое эта короткая процедура перед заманчивым и радужным будущим?!
И все же на глаза женщин наворачивались слезы, когда их нижнее белье ворошили пальцы таможенницы. А у мужчин сами собой сжимались кулаки.
Наконец подошла очередь Эдика Кипариса. Он вежливо поздоровался с таможенницей, протянул ей аккуратно заполненную таможенную декларацию и поставил на потертый линолеум свой чемодан.
– Откройте, – рявкнула она, кивая на него.
Эдик щелкнул старенькими замками, и удивленным взорам присутствующих открылись внутренности Кипарисова багажа. Собственно говоря, никаких особенных внутренностей и не было. Так, несколько бумажных свертков, потертые джинсы и бутылка «Столичной» водки.
– Что тут? – прогремела таможенница.
– Где именно? – поинтересовался Кипарис.
– Тут! – ткнула она своим пальцем в свертки.
– А-а, тут. Здесь мои личные вещи, – был ответ.
– Понимаю, что не мои, – разозлилась таможенница, – какие именно, я спрашиваю!
– Ну-у разные. Можете посмотреть сами, – разрешил Эдик.
Таможенница хмыкнула и, бормоча «буду я еще у вас, жидов, разрешение спрашивать», схватила свертки. Развернув старые газеты, она вытащила три мятые и по виду очень несвежие мужские сорочки, несколько грязных трусов и неприятно пахнущий клубок нестираных носков. Разложив перед собой все эти интимные предметы, она с изумлением воззрилась на Кипариса:
– И это все?
– А что вы хотели там обнаружить? – поднял брови Кипарис.
