В плену у мертвецов | страница 13



Однажды утром он наехал на меня за то, что я, по его мнению, недостаточно тщательно мою руки. Он ещё лежал в постели, один только глаз открыт, но какая же сука, он подглядывал, как я мою руки. Он сказал, что немытыми руками я хватаюсь потом за его миску, а у него слабый желудок, и он может заболеть дизентерией. Я ничего ему не ответил, только посмотрел на него выразительно. Когда через час нас вывели на прогулку, он всё ещё продолжал бубнить о дизентерии и о том, как взрослый мужик не умеет умываться и после жопы лезет руками в его миску. Я остановился и сказал ему: «Алексей, у тебя просто херовое настроение и ты срываешь его на мне». Его всего перекосило. «Ты хочешь сказать, что я говорю неправду?»

«Ну да» – сказал я. «Я мыл сегодня руки так же и столько же времени, что и в обычные дни. Но сегодня у тебя херовое настроение. Сегодня тебе, может быть тоскливо, может быть, у тебя приступ депрессии, в тюрьме это частое дело…»

«Да ты знаешь, что с тобой будет, если ты попадёшь на Бутырку?» – губы у него дрожали. Я подумал, что он меня сейчас ударит. Но надо было дать ему отпор. У меня некрепко держатся два передних зуба, надо будет выставить на него голову. Правда у меня были четыре сотрясения мозга.

«Знаю, – сказал я, – Ты меня просветил. Меня опустят на дальняке, засунув голову в дальняк, я буду орать при этом, но никто не придёт мне на помощь» – сказал я с вызовом. Я хотел было добавить, что ему, суке, на Бутырке или на зоне пустят заточку под рёбра, но не сказал, побоялся скандала. Я, надо сказать, всё время думал, что подумают обо мне Zoldaten, я хотел выглядеть железным революционером. Мы стояли друг против друга в узенькой клетке прогулочного дворика, сверху над нами решётка и весеннее слезоточивое небо. Он, рано полысевший, в тапочках, в синих тренировочных штанах и в фуфайке, я в фуфайке, в синих лефортовских штанах и в турецких туфлях. Я был выше его, а каменные мышцы Минотавра у него были скрыты фуфайкой. В нормальной жизни я бы прошёл мимо такого, не остановив на нём взгляда, решив бы, что передо мной лох. Но тут он стоял – моя основная проблема, моя вынужденная семья, мой партнёр, мой сокамерник, возможно я видел часть его снов, моя голова упиралась в его ноги. Основная моя проблема, стоял, и не обойти его было, не объехать.

«Ты боишься меня» – сказал он.

«Ты истерик», – сказал я.

«Я могу отправить маляву, и когда ты приедешь на зону, тебя уже будут ждать…»