– Обязательно приму к сведению все, что ты мне сказал, – пробормотал я.
– О да, разумеется. – Кулагин иронически улыбнулся. – Я был с самого начала уверен, что зря трачу порох. Не стоило и пытаться замутить чистый родник твоих чувств. К тому же трагическая первая любовь может послужить тебе бесценным уроком, даже принести немалую пользу. Потом. Лет эдак через пятьдесят. Или через сто. – Он снова переключил свое внимание на экран. – Все же я рад, что у нас состоялся этот разговор, Ганс. И я надеюсь, ты не забудешь сюда заглянуть, когда с Ейте Дзайбацу начнет поступать твой гонорар. Мы тогда неплохо повеселимся.
– Жду не дождусь, – сказал я, хотя уже наверняка знал, что каждый киловатт гонорара, не потраченный на мои собственные исследования, будет уходить – разумеется, анонимно – в фонд марсианского проекта. – И не беспокойся, я совсем на тебя не в обиде за твои советы. Просто я никак не могу ими воспользоваться.
– Молодость, молодость... – пробормотал Кулагин.
Я вышел.
Я вновь вернулся в свою студию, к строгой и суровой красоте лишайников. Долгие годы я учился правильному обращению с ними, но их подлинное значение открылось мне лишь после посвящения в таинства постгуманизма. Только сквозь призму основной философии ЦК мне удалось разглядеть, что истинное место моих лишайников – совсем рядом с точкой катализа знаменитого пригожинского скачка, того самого скачка, который привносит в этот мир новую жизнь.
А еще лишайники можно было рассматривать как развернутую метафору Полиуглеродной лиги: грибки и водоросли, извечные соперники в борьбе за место под солнцем, сумели объединиться в симбиозе, позволившем им достигнуть того совершенства, которое порознь было бы для них невозможно. Точно так же и лига сумела объединить механистов и шейперов – для того, чтобы на Марсе расцвела новая жизнь.
Я знал, что многим моя одержимость одной идеей казалась странной, даже нездоровой. Но их слепота мало меня задевала. Даже названия полученных мною новых генотипов звучали по-королевски величественно: Алектория черная, Мастодия мозаичная, Окролехия холодная, Стереокаулон альпийский... Да, они выглядели скромно, мои лишайники, но в них таилась великая мощь. Невзрачные порождения ледяных пустынь, чьи корни и выделяемые этими корнями кислоты одни только и были способны сокрушить твердыню голых, промороженных вечным холодом скал.
Мои кюветы с агар-агаром были теми резервуарами, где кипела и бурлила сама первобытная жизненная сила. Зелено-золотой волной пройдут мои лишайники по поверхности Марса, зелено-золотой приливной волной жизни. Сметая на своем пути все препятствия, они выползут из сырых кратеров, образовавшихся после падения лестероидов, и начнут размножаться, быстро и неуклонно, среди неистовства штормов и землетрясений, которыми будет сопровождаться преобразование марсианской поверхности. У смертоносных потоков, образованных таянием вечной мерзлоты, почерпнут они новую жизненную силу и покроют Марс сплошным ковром. Изливая в атмосферу реки кислорода. Связывая в почве азот.
