Нуто не ошибся. С этими покойниками из Гаминеллы и впрямь беда. Поначалу врач, кассир, трое-четверо парней спортивного вида, потягивавших вермут в баре, стали говорить, что это настоящий скандал; стали спрашивать, скольких бедных итальянцев, честно исполнявших свой долг, зверски погубили красные. Потому что, вполголоса говорили на площади, именно красные без суда стреляют в затылок. Потом взялась за дело учительница – маленькая женщина в очках, сестра секретаря мэрии, владелица виноградников. Она повсюду кричала, что готова сама обшарить весь берег, найти других мертвецов, найти всех мертвецов, разрыть мотыгой могилы, где похоронены несчастные мальчики, только бы после этого засадили в тюрьму, а лучше всего повесили кого-нибудь из мерзавцев коммунистов, хоть того же Валерио [4], хоть того же Пайетту [5], хоть того же партийного секретаря из Канелли. Кое-кто возражал:
– Трудно обвинять коммунистов. Здесь партизанили автономные отряды.
– А что из того,– отвечали ему,– разве ты не помнишь того хромого, с шарфом, который реквизировал одеяла?
– А когда подожгли склад…
– Да какие там автономные отряды, кто тут только не перебывал… Помнишь того немца?…
Сынок хозяйки виллы завизжал:
– Это ровно ничего не значит, что автономные! Все партизаны – убийцы!
– А по-моему,– спокойно глядя на нас, сказал доктор,– виноват не тот или другой в отдельности. Вся обстановка была такая – партизанская война, полное беззаконие, кровопролитие. Эти двое, по всей вероятности, действительно шпионили… Но,– снова начал он, громко отчеканивая слова, чтобы пробиться сквозь спор,– кто создал первые отряды? Кто хотел гражданской войны? Кто провоцировал немцев и наших фашистов? Коммунисты. Всегда они. Они и должны отвечать. Они убийцы. Эту честь мы, итальянцы, им охотно уступаем…
Вывод доктора всем пришелся по душе. Тогда я сказал, что не согласен. Меня спросили почему.
– В тот год,– сказал я,– был я еще в Америке (ни слова в ответ). И в Америке был интернирован (ни слова в ответ). И в самой что ни на есть Америке газеты напечатали воззвание короля и Бадольо, которые велели итальянцам уходить в горы, начинать партизанскую войну, нападать на немцев и фашистов с тыла.
Усмешечки. Об этом никто не помнил. Спор разгорелся снова.
Когда я уходил, учительница кричала:
– Все они ублюдки! Им деньги наши нужны! Земля и деньги, как в России. А недовольных – в расход.
Нуто тоже спустился в деревню, чтоб послушать. Слушал и все больше мрачнел.
