На самом деле это вовсе не язык, и я не знаю, как его назвать, но с его помощью Тарзану удавалось передать этим животным, с которыми он с младенчества играл в детские игры, скорее свои чувства, нежели желания.
– Тантор, – произнес он и приложил руку к шершавой коже огромного зверя. Гигантский самец стал переминаться с ноги на ногу, затем обернулся и дотронулся до человека-обезьяны хоботом – любознательное, пытливое прикосновение. А когда Тарзан заговорил успокаивающим тоном, прикосновение превратилось в ласку, Тогда человек-обезьяна подошел к огромному животному спереди, положил руку на его хобот и произнес:
– Нала!
Хобот плавно обвился вокруг туловища Тарзана.
– Нала! Тантор, нала! – повторил Тарзан, и хобот поднял его в воздух.
– Бьят, Тантор, – скомандовал Тарзан, – танд бьят! – И самец опустил Тарзана на свою голову.
– Вандо! – сказал Тарзан и почесал слона за ушами.
Остальные слоны продолжали срывать побеги, уже не обращая внимания на человека-обезьяну, а орангутанги, рассевшись на ближайшем дереве, принялись возмущаться, поскольку боялись Тантора.
Теперь Тарзан решил провести эксперимент. Он прыгнул со спины слона на ближнее дерево и отошел на небольшое расстояние в глубь джунглей. Затем позвал:
– Йад, Тантор, йад бьят.
По лесу пронесся ответный гортанный крик самца. Тарзан прислушался. Раздался хруст ломаемых кустов, и вскоре перед ним замаячила огромная туша Тантора.
– Вандо, Тантор, – похвалил он и стал удаляться по деревьям, к немалому облегчению орангутангов, с неодобрением наблюдавших за всей этой сценой.
Перед ними выросла крутая гора, и они то и дело попадали в такие места, где могли пройти лишь Тарзан и его друзья – обезьяны. Наконец они втроем наткнулись на уступ, тянувшийся к югу. Уступ однако уводил в сторону от речушки, с которой Тарзан расстался у подножия водопада, низвергавшегося на скалы, столь отвесные и скользкие, что преодолеть их могла разве что муха или ящерица и вряд ли кто-нибудь еще.
Они двинулись вдоль уступа, огибая склон горы, и вышли к большому ровному плато, на котором рос густой лес. Тарзан прикинул, что здесь можно хорошо поохотиться, и снова двинулся по деревьям.
Вскоре Уша-ветер донес до его ноздрей знакомый запах – запах Хорты-кабана. Вот оно, мясо, и Тарзан моментально превратился в дикого зверя, подкрадывающегося к своей добыче.
Однако не успел он проделать и несколько шагов, как его тонкое обоняние уловило два других запаха – запах следов льва Нумы в сочетании с запахом человека.
