– Нет. Наверное, он появился позже, когда меня там уже не было.
– Так вот, мистер Олбрайт очень похож на Крысу. Вкрадчивый, всегда опрятно одет и беспрестанно улыбается. Но все его мысли поглощены бизнесом, и если встать у него на пути, сотрет в порошок.
Я всегда старался говорить на правильном английском, которому учат в школе, но спустя годы обнаружил, что точно выражать свои мысли могу только на привычном корявом языке, усвоенном с детства.
– Быть может, эта девочка окажется шлюхой и доставит тебе немало хлопот, но когда ты стоишь перед угрозой лишиться собственного крова, тут уж раздумывать не приходится.
– Ты прав. Просто я осторожничаю.
– Осторожность не помешает, Изи. Осторожность спасает от бед и делает тебя сильным.
– Так, значит, он всего-навсего бизнесмен? – снова спросил я.
– Ну конечно!
– И каким бизнесом он занимается? Торгует рубашками или чем-нибудь еще?
– Есть поговорка, которая как нельзя лучше подходит к нему, Изи.
– Ну-ка.
– Рынок – как медвежий рот: что ни кинешь, все сожрет.
Джоппи улыбнулся и сам стал похож на голодного медведя.
– Я подумаю.
– Не тревожься, Изи. Я буду тебя подстраховывать. Просто заглядывай время от времени к старому Джоппи, и я предупрежу тебя, если запахнет жареным. Держи со мной связь, и все у тебя будет в порядке.
– Спасибо за заботу, Джоппи, – сказал я. Но у меня не было никакой уверенности, что я буду его благодарить.
Я отправился домой, думая о деньгах и о том, как они мне необходимы, ну хотя бы самая малость. Я всегда с удовольствием думал о доме. Может быть, потому, что я вырос на ферме издольщика, или же потому, что, пока не купил этот домик, никогда не имел никакой собственности. Я любил свою лачугу. В палисаднике, засеянном густой травой, росли два дерева – яблоня и авокадо, а у боковой стены дома – гранатовое дерево, каждый сезон приносившее более тридцати плодов, и банановое дерево, никогда ничего не рождавшее. На клумбах цвели георгины и шиповник, а также африканские фиалки, которые я ставил в большой кувшин на крыльце.
Сам домик крошечный. Гостиная, спальня и кухня. В ванной даже нет душа, а задний дворик не более надувного детского бассейна. Но этот домик значил для меня больше, чем любая из женщин, с которыми меня сводила судьба. Я ревностно любил его, и если бы судебный исполнитель действительно явился его отбирать, я, пожалуй, стал бы защищать его с ружьем в руках. Я понимал: чтобы сохранить дом, мне ничего не оставалось, как только принять предложение приятеля Джоппи. Но я сердцем чувствовал, здесь что-то не так. Мистер Олбрайт внушал мне беспокойство. И суровые, хотя и справедливые слова Джоппи – тоже. Я пытался уговорить себя лечь в постель и забыть обо всем на свете.
