– Скорее чистой воды мистика!
– Что вы хотите этим сказать? – нахмурившись, спросил Клаус.
– Две Германии – это уже перебор.
– Вам хотелось, чтобы их было пять? – иронически спросил Клаус.
– Наоборот. Я предпочел бы одну, – с улыбкой ответил Стюарт. – Думаю, что со мной согласились бы многие немцы.
– Вы не очень-то думали о немцах, когда предлагали раздробить Германию на три или даже на пять государств.
– Что вы имеете в виду? – несколько растерянно спросил Стюарт.
– Я имею в виду американо-английские предложения в Тегеране и Ялте, – насмешливо ответил Клаус. Планы Моргентау, Уэллеса, госсекретаря Хэлла… Слыхали?
– Возможно, мы и предлагали нечто похожее. Но отдадим должное стране, которую представляет наш советский друг. Если говорить о реальном, а не предполагаемом разделе Германии, пальму первенства нужно отдать Советскому Союзу. Не так ли?
– Советский Союз не согласился на раздел Германии, – спокойно сказал Клаус. – Добились его именно вы. В своих зонах. Все остальное – логическое следствие вашей политики. Не забудьте, мистер Стюарт, что я, немец, живу в Берлине и хорошо помню, как все это было. Извините, – он поднялся со своего места. – Мне все-таки надо идти. Ты где? – обратился Клаус ко мне. – На «Калинине»?
– В гостинице «Теле».
– Я разыщу тебя. – Он коснулся моего плеча и направился к своему столику.
– Мне тоже пора, – сказал я, вставая.
– Я очень сожалею, мистер Воронов. – сказал Стюарт, тоже поднимаясь, – что разговор с нашим немецким другом несколько противоречил той обстановке мира и согласия, которую должно символизировать предстоящее Совещание.
– Не по его вине, – сухо сказал я.
– А как же наш спор? Он так и остался незаконченным?
– Не будем предвосхищать события, мистер Стюарт. Первого августа все станет ясно. Простите меня, я хотел бы на прощание задать вам один вопрос личного характера. Англичане, кажется, не очень любят такие вопросы, но у американцев вполне принято их задавать. Скажите, пожалуйста, вам не жалко было покидать Англию?
Стюарт ответил не сразу. Его глаза за стеклами массивных очков сощурились в усмешке.
– Стареющие страны, – сказал он, – надо бросать, как и стареющих женщин.
– Понятно, – ответил я. – Спасибо. Спокойной ночи.
Подойдя к стойке, я расплатился за виски и сок, вышел на улицу и только теперь вспомнил, что у меня нет машины. Стюарт, конечно, подвез бы меня, но возвращаться и просить его об этом мне не хотелось. Волей-неволей пришлось бы продолжать разговор. Впрочем, было бы любопытно подробнее расспросить его, каким образом он превратился из английского журналиста в американского бизнесмена, судя по всему весьма состоятельного. Особенно занимала меня та маска стопроцентного американца, которую надел на себя Стюарт. Кого же он, собственно, представлял? Уж не тех ли, кто лишь временно, формально смирился с неизбежностью Совещания в Хельсинки и на следующий же день после его окончания начнет действовать в своих собственных, далеко не мирных интересах?
