По городу бродит много пьяных и обкуренных солдат. Придираются к прохожим, глумятся: «Почему ты черный?», «Почему не бритый?», «Ты замужняя?», «Твой муж может?»
Редко увидишь чеченца, сломленного горем и еще реже – не сломленного вдруг свалившимся на него богатством, неожиданным счастьем. Мы хорошо держим удары судьбы, но плохо подготовлены к ее ласкам.
Самолеты, звено за звеном, летят в сторону Бамута, к очередной цели после Самашек. Там будет, наверное, иначе. Бамут никто не покинет, за него будут сражаться, и его не просто взять, а когда его возьмут и поставят там гарнизон, он растает, как снег под солнцем. В Самашках чеченских боевиков не было, только несколько человек. В Бамут, конечно, «стекутся толпы молодцев из гор Ичкерии далекой».
Невооруженным глазом видно, что солдаты никем не управляются. Они ходят по домам, разгуливают по базарам, бьют, крадут, изымают, торгуют, меняются, уже автоматы предлагают. Местные парни отводят их за закоулки и – или покупают или отбирают, это уж как получится. На солдатах уже и одежда не военная, а комбинированная. У Денилбека прямо из загона солдаты увели двух баранов. У старика, что живет выше нас, – сразу 12. Сказали: «Старик, ты старый, тебе мясо вредно кушать, ешь свой чеченский чурек».
В Москве спорят о числе убитых в Самашках. Одни говорят: семьсот, другие – пятьсот, третьи – двести. Но приехал самый лучший «бухгалтер-ревизор» Государственной думы Говорухин и всех успокоил, сообщив, что убито 30 и то – в рукопашной схватке, и нечего из пустяка поднимать шум. Все, кроме него, могилы врут, свежие еще, а Говорухин прав, все должно быть, как он «говорухит». Эти могилы, которых за сотню, должно быть, вырыты так, от нечего делать…
Жил в Урус-Мартане человек по имени Данга. Это был крупного телосложения мужчина лет сорока. Я его видел, он был светловолосым, чуть ли не рыжим. Человек он был блаженный. Услышав о Самашках и что там будут похороны жертв, Данга пошел туда. Из Урус-Мартана в Самашки километров 25, пожалуй. Первый пост его пропустил, второй, что у въезда в село, остановил. Данга требовал, чтобы его пропустили. Тогда солдаты стали его избивать, втыкали ему иголки под ногти, говоря, что он притворяется сумасшедшим. Данга кричал: «Аллах Акбар! (Аллах Велик)». Это приводило истязателей в еще большую ярость, и они замучили Данга до смерти… Я попал в Урус-Мартан в день похорон Данги. Хоронить его вышли все: и стар, и млад, и женщины, которые обычно в похоронной процессии не участвуют. Кладбище в Урус-Мартане далеко за селом, но покойника провожала живая река из десятков тысяч человек. Каждый хотел коснуться носилок, на котором лежал мученик. Когда он шел в Самашки, его встретили несколько мужчин и спросили: «Куда идешь?». Говорят, Данги ответил, что сегодня он идет на похороны в Самашки, но завтра будут его похороны, чтоб они пришли обязательно.
