Мимик объекта и его окрестностей словно висел перед нами в воздухе и мы совместными усилиями прочерчивали будущий маршрут. Если точнее высказывались все, а принимал окончательное решение Гайстих. При том капитан явно ориентировался на Майка, который как-будто знал, о чем говорил.
Лично я не лез на первый план, хоть, благодаря компьютерным играм, наблатыкался по части хождения по всяким лабиринтам.
В семь часов командир объявил перерыв до завтрашнего утра.
– Насколько я понимаю, времени у нас в обрез, стоит ли его терять зря? – засомневался я.
Гайстих подвалил ко мне поближе – пронзительные были гляделки у командира, не слишком приятные.
– Вы знаете, Дима, за что мы воюем?
– То есть как, за что… за все хорошее, – опешил я. Пересказывать ему что ли лабуду, которую нам втюхивают на политзанятиях? – За родину, ведь кунфушники и душманы первыми на нас напали.
– Да неважно, кто на кого первым – не повторяйте все эти фразы, предназначенные для олигофренов. Мы воюем за свои принципы. У них свои, у нас свои. Это они считают, что государство, вождь, идеология, религия может взять у человека все – не только деньги, имущество, но и все время, и все силы. А мы считаем, что хоть немного свободного времени мы должны человеку оставить. Усекли, Дима?
Сержант проводил меня до моей каморки. Голые стены, койка, унитаз – веселись, оттягивайся на здоровье, все свободное время – твое.
Ладно, улегся на спину, не снимая сапог, стал размышлять о хреновой жизни. Останется ли что-нибудь после меня или нет? Вроде бы душа или хотя бы карма, но с другой стороны – кому она нужна и что в ней такого особенного?
Пообщался со своим компером. Ничего шибко интересного в него не было заложено. Можно еще раз посмотреть на план объекта, на фотку биокибернетика, на карту города Амстердама, почитать воинский устав и последние газетные статьи – все тошнотворное. Можно было и поиграть в кое-какие «стрелялки-догонялки», но это мне уже осточертело на передовой. В системные тайники проникнуть не удалось; все программы, управляющие каналами СБС, были от меня спрятаны.
Через полчаса в дверь постучался Майк – вот те на, я уж думал, что все тут заперто и по коридору часовые строем вышагивают.
– Дурь употребляешь? – поинтересовался он.
Там, в роте, если бы ко мне малознакомый человек с таким бы предложением подвалил, я бы ему рожу начистил. А тут – почему нет? Мы и так уже на дне стометровой ямы.
Майк выудил из кармана гильзу и папиросную бумагу.
