Не отводя глаз, Хайд заставил себя улыбнуться. Засунув карту за пазуху и застегивая пуговицы рубахи, он почувствовал, что произошедшее на его глазах вернуло его в прежнее привычное состояние. Словно в него вставили магнит, расположивший в определенном порядке беспорядочно рассыпанные металлические опилки. Жалость к себе – а он теперь видел свое состояние только в этом свете – и усталость, оказывается, можно подавлять. Что, черт побери, делает здесь, в Советском Союзе, Харрел, заигрывая с кэгэбэшниками и военными?
– Эй вы, ублюдки, – рявкнул он, влезая в лямки рюкзака и расправляя их на плечах, – шевелитесь, черт вас побери!
* * *
Благодушное настроение Дмитрия Прябина, чему способствовали и впечатления от вчерашнего представления "Тапгейзера" в "Ковент-Гарден", рассеялось при первом же мелодичном звонке стоявшего на столе телефона. Рука, скользнув по сегодняшней "Таймс", потянулась к трубке. Музыкальный критик язвил по поводу постановки, но у Прябина, она, пожалуй, оставила приятное впечатление, несмотря на горьковатый осадок от гибели героини. Он ожидал этого звонка и предчувствовал, что он принесет неприятности. Вроде разлитого на пути масла или банановой шкурки, наступив на которые, можно в любой момент упасть и больно ушибиться, в данном случае столкнуться с крушением удачно начатой карьеры. У его наставника и покровителя Капустина, который его продвигал по службе, в Москве были неприятности. А теперь плохая новость из Стокгольма: уже много дней там торчали люди Обри, которыми заправлял тот самый калека, Годвин. Неужели придется вместе с Капустиным полететь с места?
Осенний ветер срывал листья с деревьев в парке Кенсингтонского дворца. Сидя в просторном кабинете на третьем этаже, он слушал, как скрипят ветви за окном.
– Да? – отрывисто бросил он. Прябин признавался себе, что последние недели его неотступно преследовали сотни мелких сомнений. Возможно, как он всей душой надеялся, он слишком преувеличивал возможности Обри. Но еще тогда Капустин, хорошо знавший Обри, предупреждал его в отношении этого человека. "Это терьер, – говорил он, – маленькая, но злая собачонка. Вцепится в штанину – хоть убей, не оторвешь".
Звонили из Стокгольма.
– Да, Борис, рад тебя слышать! – Так ли на самом деле? Борис ответил на приветствие ничего не значащими замечаниями. – Да, конечно... рестораны, опера, скучища, как всегда, – принужденно засмеявшись, ответил Прябин. – Как ты? В семье все нормально? Хорошо, а наши дела?
