В эту ночь Тарзан был свидетелем странных, непонятных явлений. Не умея их объяснить, он приписывал их действиям неведомого, непонятного Бога. Он присутствовал при странной церемонии вручения боевых копий трем юношам – церемонии, которой уродливый кудесник постарался придать жуткий, фантастический характер.
С неослабным интересом наблюдал он, как на трех черных руках были сделаны одинаковые надрезы, и как обменялись юноши кровью с вождем Мбонгой. Это был один из обрядов церемонии кровного братства. Кудесник с дикими и грозными заклинаниями погрузил хвост зебры в большой чан с водой, сопровождая свои действия дикой пляской и прыжками. Затем он окропил головы и грудь юношей волшебной водой. Если бы человек-обезьяна понял истинное значение и смысл этого акта, если б он знал, что волшебная вода делает человека невредимым и бесстрашным, он одним прыжком очутился бы между ними и присвоил бы себе и хвост зебры и основательную порцию воды из чана.
Но он ничего не знал и поэтому сильно удивлялся не только действиям негров, но и той странной дрожи, которая, точно мурашки, пробегала по его спине. Ему передалось состояние гипноза, которое объединяло и удерживало теперь чернокожих в крайнем истерическом возбуждении.
Чем больше Тарзан углублялся в свои наблюдения, тем более он проникался убеждением, что видит перед собой Бога. Вместе с уверенностью в нем рождалась решимость во что бы то ни стало заговорить с божеством. А для Тарзана-обезьяны решить – значило действовать.
Чернокожие племени Мбонги находились теперь в самом крайнем истерическом возбуждении. Еще немного – и они бы не выдержали этой напряженной атмосферы.
Вдруг поблизости, почти у самого частокола, зарычал лев. Негры вздрогнули и замолкли, прислушиваясь к слишком хорошо знакомому реву. Даже кудесник остановился и словно статуя застыл в неподвижной позе. Он соображал, каким способом лучше всего использовать возбуждение толпы.
Весь этот вечер был для кудесника необычайно удачен. Помимо трех коз, полученных им от юношей за введение их в число полноправных воинов, восхищенная и напуганная паства поднесла ему еще много зерна и бисера и порядочный кусок медной проволоки.
Рев Нумы еще звучал в ушах потрясенных негров, когда среди общего безмолвия внезапно раздался громкий и пронзительный крик женщины. Этот момент Тарзан и счел удобным для своего появления на деревенской улице. Бесстрашно встал он посреди возбужденных врагов, целой головой выше многих воинов Мбонги, прямой, как самая прямая стрела, и могучий, как лев Нума.
