Пионервожатый объявил:
– Сегодня мы передаем своих лучших пионеров в ряды Ленинского комсомола.
И начал называть фамилии по алфавиту. Дошла очередь и до меня. Я вышел на сцену и дал, по примеру товарищей, клятвенное обещание быть достойным высокого звания комсомольца. Я был ровесником Советской страны. Ей тогда тоже было пятнадцать. Она только расправляла плечи. В свои пятнадцать лет мы уже многое делали для того, чтобы наша молодая страна росла и крепла, стала сильной и могучей. Вскоре комсомольцы избрали меня секретарем школьной комсомольской организации. Работы у комсомольцев было много. Мы активно агитировали за полную коллективизацию, участвовали в посевных кампаниях и уборочной страде, разоблачали кулаков и их приспешников, читали односельчанам газеты, устанавливали в селе радиоточки. Это было незабываемое время, наполненное заботами о счастье Родины. Мы входили в жизнь с огромной верой в будущее– Комсомол был для нас большой школой жизни, наставником. И, как показало время, для многих моих сверстников он сыграл очень важную роль в выборе жизненного пути. За работу в комсомольской организации райком ВЛКСМ наградил меня денежной премией. Об этом даже сообщила районная газета. Премия очень пригодилась: после семилетки я собирался учиться дальше и уже выбрал авиационный техникум. Правда, тогда еще я отчетливо не представлял, что это такое. Но сердце волновало и будоражило само слово «авиация» и все, что было с ней связано. В феврале 1934 года земной шар облетела весть: в полярном море, раздавленный льдами, затонул ледокольный пароход «Челюскин». Экипаж высадился на лед: 104 человека, среди них 10 женщин и двое детей.
В нашей школе каждое утро вывешивалась сводка с сообщением о ходе спасательных работ. У всех на устах были имена летчиков, которые на самолетах пробивались к лагерю челюскинцев. В еще недавно глухой псковской деревне с волнением и тревогой следили за эпопеей челюскинцев. Мы старались все узнать о тактико-технических данных самолетов, которые участвовали в спасении. К сожалению, информация по тому времени была очень скупой. Гораздо позже я узнал, что большинство самолетов, участвовавших в экспедиции, было Р-5. Впервые я увидел самолет в одиннадцать лет. Это был, как позже я понял, Р-5. В тихий летний полдень я пас стадо коров, которые разбрелись по сочному лугу. Кругом тишина, в небе – ни облачка. И вдруг откуда-то из-за леса послышался все нарастающий мощный гул. Такой гул я слышал впервые в жизни. Незадолго перед этим в районном центре Сережино трактор демонстрировал для крестьян вспашку. Но тот гул не был похож на голос тракторного двигателя. Мои размышления прервал грохот девятки самолетов, которые тройками, на бреющем полете, совсем низко промчались над лугом. Появление их настолько взволновало меня, что уже давно растаял гул скрывшихся за горизонтом самолетов, а я все еще стоял, как завороженный, подняв к небу глаза. Так вот они какие, самолеты! Кто управляет ими? В моем представлении летчик был фигурой почти легендарной. Сама мысль стать летчиком казалась мне дерзкой и несбыточной. Я долго ходил под впечатлением увиденного. Прошли годы, и это впечатление несколько сгладилось. А весть о спасении челюскинцев снова возродила желание поближе познакомиться с авиацией. Отправил документы в Москву, в авиационный техникум Гражданского Воздушного Флота. И начал ждать. Ответ пришел скоро. С нетерпением разрываю конверт, достаю небольшой листок. В нем сообщалось об отказе в приеме документов. Причина одна: наплыв желающих большой, и техникум удовлетворить все просьбы не может.
