Ромул Великий | страница 33
Ахилл. Даже на природу уже нельзя положиться.
Молчание.
Пирам. Шестьдесят лет, при одиннадцати императорах, мы служили Римской империи. Исторически необъяснимо, что еще при нашей жизни она перестанет существовать.
Ахилл. Я умываю руки. Я честно исполнял свои обязанности.
Пирам. Мы были во всех отношениях единственными устойчивыми столпами империи.
Ахилл. Когда нас не станет, по праву скажут: античности пришел конец.
Молчание.
Пирам. Подумать только, наступит время, когда будут говорить не по-латыни и не по-гречески, а на каком-то немыслимом языке, вроде германского.
Ахилл. Представить себе, что главари германцев, китайцев и зулусов, чей культурный уровень в тысячу раз ниже нашего, берут бразды мировой политики. Anna virumque cano. Я всего Вергилия знаю наизусть.
Пирам. А я Гомера. Mehnin aeide thea.
Ахилл. Так или иначе, нас ждут ужасные времена.
Пирам. Да, мрачная эпоха средневековья. Не хочу быть пессимистом, но, по-моему, от нынешней катастрофы человечество уже никогда не оправится.
Входит Ромул в императорской тоге и лавровом венке.
Ахилл и Пирам. Salve, Цезарь.
Ромул. Salve. Я задержался. Меня утомило это непредвиденное скопление посетителей. Едва перелез через рекордсмена, который все еще храпит у моей кровати. Минувшей ночью я больше управлял государством, чем за все двадцать лет своего правления.
Ахилл. Конечно, ваше величество.
Ромул. Какая странная тишина. И так пусто кругом, словно все нас покинули.
Молчание.
Где моя дочь Рея?
Молчание.
Ахилл. Принцесса...
Пирам. И Эмилиан...
Ахилл. И императрица...
Пирам. Министр внутренних дел, рейхсмаршал, повар и все остальные...
Молчание.
Ромул. Ну?
Ахилл. Утонули при переправе на Сицилию.
Пирам. Эту весть принес один рыбак.
Ахилл. Уцелел, должно быть, только Зенон Исаврийский со своими камергерами — они отправились в Александрию очередным рейсом.
Молчание. Император по-прежнему спокоен.
Ромул. Моя дочь Рея и мой сын Эмилиан... (Смотрит на камердинеров.) Я не вижу у вас на глазах слез.
Ахилл. Мы слишком стары.
Ромул. А я должен умереть. Меня убьют германцы. Еще сегодня. Горе меня уже не задевает. Тот, кому скоро умирать, не оплакивает мертвых. Я никогда не был спокойнее и бодрее чем сейчас, когда все уже позади. Подать утреннюю трапезу!
Пирам. Завтрак?
Ахилл. Но германцы, ваше величество, германцы могут каждую минуту...
Пирам. И принимая во внимание всеобщий траур в империи..
Ромул. Чепуха. Империи, которая могла бы объявить траур, больше нет, а сам я хочу умереть так, как жил.