Маленькая печальная повесть | страница 26



– Записки он мне не оставил? – спросил Ашот. – Гляньте, пожалуйста.

Портье глянул в ящичек возле гвоздика с ключом.

– Нет, ничего нет, месье. Пусто.


– Ну, надо ж его понять, – говорила в тот вечер любящая «мир-дружбу» Анриетт. – Успех, голова кругом, растерялся, приемы, Лифарь, один день в Париже, со всех сторон дергают…

– Конечно, конечно, – соглашался Ашот, ему очень хотелось согласиться. – Но все же…

Закутанная в платок мама, ее все еще знобило, тоже защищала Сашку:

– Ведь это Сашка, наш Сашка, ты ж его знаешь. Горячий, импульсивный, увлекающийся. Сам говоришь, какие у него были глаза, когда тебя увидел.

– Глаза-то глаза, но…

– Что «но»?

– Да как-то все не то… Не так.

– Нет-нет, Ашот, не осуждай его. На обратном пути из Авиньона он обязательно…

– Та же суета, разрывание на части… Куда уж там… И адреса так и не взял.

– А ты почему не оставил сейчас у портье? Сходи завтра, занеси, он, вероятно, в том же отеле остановится.

Скрепя сердце на следующий день, возвращаясь с работы, занес. Портье успокоил, сказал, что номер зарезервирован.

Нет, Сашка есть Сашка, закрутился, завертелся, спохватился уже в поезде, стал казнить себя… Зайдет, не может не разыскать. Ну, вот не может! А внутри сосало, скребло, на работе был рассеян, отвечал невпопад.

– Да успокойся ты, наконец, – мать видела, как мается ее, ах, какой ранимый Ашотик. – Я понимаю, все понимаю, но и ты должен понять. Тебе хотелось бы, конечно, чтоб он…

– Да, хотелось бы… – пресекал Ашот. – Ладно. Хватит. Увидим.

«Нет, не могу, у меня свидание с другом… И все. Свидание с другом, которого не видел Бог знает сколько… Ясно?» – вот что сказал бы Ашот на его месте. Но Сашка не сказал, уехал в Авиньон.

Прошла неделя, фестиваль закончился. В газетах о нем много писали. Писали и о Сашке. Расхваливали. Ашот ждал.

Статьи прекратились. Ашот продолжал ждать.

– Да ты сам зайди, – твердила мама. – Чего тянуть. Зайди в гостиницу, и все.

– И дай наконец ему дрозда, – подсмеивалась Анриетт. – Ты ж собирался.

И он зашел. Ему сказали, что да, останавливался, три дня прожил и в конце прошлой недели улетел в Нью-Йорк.

– 6 —

Шел третий год парижской жизни. Ашот с матерью получили гражданство. По французским законам для этого надо было бы прожить здесь пять лет, но помогли кое-какие связи Анриетт. Несколько идеализировавший на первых порах западные порядки Ашот, столкнувшись с французской канцелярщиной, был поражен ее сходством с родной, советской. Он утверждал даже, что она позаковыристей и труднее объяснима.