Борисоглеб | страница 36
Доллары ударили в головы.
Они могут, например, купить хорошую машину. На первое время держать Ивана Павловича за шофера, а потом компания, Дженерал моторс или Мерседес, переделает управление для них. Ради собственной рекламы.
Свою телекамеру обязательно. Чтобы репетировать и сразу смотреть на себя, учитывать ошибки. И рассылать пленки на студии.
Компьютер с хорошим принтером. Чтобы делать на нем новые сценарии и переводы. И Мышка сможет забросить свою машинку и брать заказы на компьютер – совсем другой уровень! Если только Мышка будет продолжать брать заказы, когда у них появится столько долларов.
И эти доллары заработали они сами! Среди маминых заказчиков нет ни одного, кто способен заработать столько. А уж про школьных учителей и говорить нечего. Смешная ситуация: отвечать урок учителю, который не способен заработать десятой доли того, что заработали ученики.
А ведь это – только задаток. 15 000 – плата за идею сценария, но ведь после того как «Фокс» изготовит сценарий на свой вкус, его придется снимать. А раз основная идея остается, то все равно сыграть в фильме придется мистерам Кашкаровым – больше некому! И тогда пойдут на счет (в тот банк, который предпочтут мистеры Кашкаровы) другие суммы. Может быть, с другим количеством нулей.
Вечером по телеку передавали «Что? Где? Когда?». Это их передача, они всегда ее смотрят, но такое совпадение придавало ей как бы особый смысл. Тем более, играла любимая команда – своя, петербургская.
– Если наши выиграют, значит будем сниматься, – сказал Борис. Загадал.
Вообще-то они редко загадывают, но вдруг вырвалось невольно.
– Сниматься будем наверняка, – поправил Глеб. – Раз задаток дали, куда ж денутся. А если выиграем, значит в этом же году. Чтобы не тянуть зря.
Игра приобретала двойной интерес.
И конечно же, они никогда не бывали пассивными болельщиками. Они вели и свою параллельную игру, старались ответить сами быстрее чем команда. Тем более, что рядом сидела Мышка и могла оценить их сообразительность.
Началось с того, что какой-то просвещенный зритель спросил, кто расписал плафон в парижской Гранд-опера. Вернее, написал стих, из которого явствовало, что тот, кто стихи написал, тот и плафон расписал – творец-многостаночник. Тут уж выехать на одной сообразительности было невозможно, необходимо было знать конкретно: кто художник?
Борис и Глеб откуда-то это знали.
– Шагал! – закричали они хором.
Вот что значит чтение, хотя бы и беспорядочное. Никогда они не бывали в Париже, а знают больше, чем многие парижане. Лучше чем ребята из команды, вот что досадно. На экране шло обсуждение, мелькали имена от Рафаэля до Матисса.