Шарлатан хватает его за руку, они идут – долго, долго, как ему кажется; у Леонгарда горят голые подошвы. Он чувствует глыбы вспаханной земли под ногами.
Возвышенности почвы в темноте превращаются в легкие виденья.
Мгновения трезвых сомнений сменяются непоколебимым доверием – наконец верх берет уверенность в том, что за обещаниями ведущего его, как всегда, скрывается нечто истинное.
Затем наступают странно волнующие моменты, когда, спотыкаясь о камни, он внезапно просыпается и сознает, что тело его движется в глубоком сне; затем сейчас же он забывает о своем пробуждении, в середину вдвигаются пустые промежутки времени бесконечной длительности, изгоняют его недоверчивость из настоящего в по-видимому давно прошедшие эпохи.
Дорога опускается вниз.
Широкие, гулкие ступени спешат в глубину.
Затем Леонгард нащупывает холодные, гладкие мраморные стены; он один, он хочет осмотреться и найти своего спутника, но идут оглушительные трубные звуки, словно вещающие о воскресении, почти лишают его сознания; кости содрогаются в его теле, ночная завеса раздирается перед его глазами, трубная буря превращается в яркий свет – он стоит в белом здании, увенчанном куполом.
В середине, прямо перед ним, парит свободно в воздухе золотой горшок с тремя лицами; одно из них, на которое он бросает мимолетный взгляд, кажется ему его собственным лицом, только моложе – в нем выражается смерть, и все же из металлического отблеска, наполовину стушевывающего его черты, сверкает сияние неразрушимой жизни; Леонгард не ищет личину своей молодости – он хочет рассмотреть два других лица, смотрящих в темноту, и познать тайну их выражения, но они все время отворачиваются от него: золотой горшок вертится, когда он хочет обойти его, и глядит на него все одним и тем же лицом.
Леонгард ищет кругом волшебника, приводящего горшок в движение, и вдруг видит, что задняя стенка прозрачна, словно маслянистое стекло – по ту сторону стоит, расширив руки, в оборванном одеянии, сгорбившись, надвинув на глаза измятую шляпу, неподвижно как смерть, на холме из костей, откуда пробивается несколько зеленых стебельков – властитель мира.
Трубы умолкают.
Свет погасает.
Золотая голова исчезает.
Остается лишь бледный свет тления, окружающий фигуру.
Леонгард чувствует, как оцепенелость прокрадывается в его тело, связывает один член за другим, останавливает кровь, как сердце его бьется все медленнее и, наконец, умирает.
Единственное, что он еще может сказать «я», это ничтожная искра где-то там, в груди.
