Как далеко до завтрашнего дня | страница 80



Дмитрий Александрович происходил из семьи, которая вела свое начало от некого эстляндского дворянина, который еще во времена императрицы Елизаветы перешел на русскую службу. Вентцель получил прекрасное инженерное и военное образование. Своим учителем он считал Алексея Николаевича Крылова. Дмитрий Алексанжрович исповедовал его принципы и научные взгляды. Он и нам их старался проповедовать.

Благодаря общению с Дмитрием Александровичем я понемногу начал понимать прелесть прикладной науки и задач, возникающих в инженерной практике, которые требуют остроумия и изобретательности не меньшие чем любые высокие материи. И постепенно осознал, что наука едина, если она, действительно, НАУКА. Нет наук первого и второго сорта. Они делятся по совсем другим принципам: есть настоящая глубокая наука и есть спекуляции на науке.

Такое видение научной деятельности, при всей своей очевидности, было для меня новым. Оно плохо совмещалось с тем математическим снобизмом, который процветал (я думаю, что и сейчас процветает) на математическом отделении мехмата Московского Университета. Лишь чистая наука, лишь идеальные конструкции, не зависящие ни от чего земного – вот истинное призвание истинного ученого! Это и было законом Лузитании – московской математической школы Н.Н.Лузина, именно этому нас учили, хотя сам академик Лузин немало занимался прикладными задачами. Я помню забавный эпизод на одном из семинаров, который имел место ещё в мои студенческие годы. Одного из самых любимых профессоров факультета, Александра Генадиевича Куроша спросили: для чего нужна теория идеалов полей алгебр? Курош задумался, а потом вполне серьезно ответил – для теории идеалов полей алгебр! В Академии же я стал понимать, что, как бы не притягательны были «чистые науки», они вовсе не исчерпывают научного мира, не менее прекрасного и в своих других областях. Это было для меня открытием, так как я был убежден, что прикладные науки, это лишь способ зарабатывания денег!

Ирония Дмитрия Александровича начисто выбила из меня остатки математического снобизма, что и уберегло от участи многих неудачников, получивших отличное математическое образование и, не нашедших себя в жизни. Многие из них полагали, что единственное стоящее занятие – доказательство теорем, не понимая, при этом, что оно требует особого таланта, как и игра в шахматы. И он далеко не каждому дан природой. А математика – прекраснейшая из наук и искусств, тем ещё и прекрасна, что помогает относительно просто понять то, что без математики понять очень сложно.