- Его намерения? - Г’Кар пожал плечами. - Ничего определенного не могу сказать о его намерениях. Но в одном я всецело уверен: из всех, кого я знаю, Лондо Моллари - человек самой трагической судьбы.
- Трагической? - фыркнул Гарибальди. - Слушай, Г’Кар, когда-то мне был очень симпатичен этот парень. Но потом он просто помешался на своей жажде власти, и теперь он сидит там на Приме Центавра и играет всеми, стравливая всех между собой. И оп-па, пожалуйста вам, буду уж откровенным: Лу Велч погибает от рук преподобных гребневолосых мерзавцев. Но во всей центаврианской заварушке меня больше всего радует даже не это. Я слышал, как они рассуждают, в своей риторике, в своих хрониках, что император есть живое воплощение самой Примы Центавра. Если они правы, то у меня накопилось слишком много вопросов к этому воплощению, потому что он есть живой символ планеты, которая катится прямиком в тартарары. И потому мне не совсем ясно, Г’Кар, почему я должен проливать слезы над ним и считать его трагической фигурой.
- Проливать слезы или нет, это ваше личное дело, - пожал плечами Г’Кар. - От себя лично могу сказать, что я не пролью ни слезинки. Да и к чему бы? На нем лежит ответственность за применение масс-драйверов против моего народа. За смерть миллионов Нарнов. Знаете, что было бы, если бы не Лондо Моллари?
Все молчали.
- Что? - поинтересовался, наконец, Дэвид.
- Ровным счетом то же самое, - ответил Г’Кар. - Я верю, что Лондо просто затянул водоворот событий, которые он оказался не в состоянии контролировать… а возможно, даже и понять. А когда он, наконец, понял, что происходит, было уже слишком поздно. Я верю, что он лелеял надежды и мечты о будущем своего народа, но все они оказались эфемерными, и не было ни единого шанса воплотить их в жизнь… и нашлись те, кто предложил ему путь к воплощению надежд, но этот путь привел к такому ужасному повороту событий, какого он никогда не видел себе даже в самых страшных снах.
В этом, Мистер Гарибальди, и заключается трагедия Лондо Моллари: в том, что ему так никогда и не представилось возможности стать тем, кем он мог бы стать, если бы не превратности судьбы. Только прошу вас, поймите меня правильно, - поспешно добавил Г’Кар. - Как я уже сказал, я не стану проливать о нем слез. Во многих отношениях, он сам виноват в тех бедах, которые навлек на себя, и в иные времена в его силах было остановить сползание во тьму. Хотя, возможно, и нет. Вряд ли мы сможем узнать наверняка. Но независимо от того, достоин ли он нашего сочувствия или нет, достоин ли он нашего сопереживания или нет, он все равно останется трагической фигурой. Это нельзя оспорить.
