Подъехав к дому кузнеца, он увидел яркий огонь и догадался, что Хардинг работал всю ночь, готовя оружие для тех, у кого его нет, и починяя помятые доспехи. Дверь была открыта, и, услышав, что кто-то подъехал, из дома вышла дочь кузнеца. Звали ее Альфива, и были у нее длинные косы цвета спелой ржи, ниспадающие на грудь. Он вспомнил ту ночь, когда он впервые расплел ее косы и дотронулся до белой груди.
Граф придержал лошадь, и девушка подошла поближе.
– Вы едете на войну, господин? Уезжаете прямо сейчас?
– Нет еще. Мы выезжаем на рассвете. – Она зарделась. Хотя на щеках ее были следы муки, потому что она стряпала, и лицо ее горело от жары, радость сделала его прекрасным.
– Вы войдете?
– Нет. – Он стер пятнышко с ее щечки. – Я еду в Кройланд и не вернусь до выступления.
Альфива вцепилась в стремя:
– О, не уезжай. Останься сегодня с нами.
На какое-то мгновение он захотел остаться. Граф легко получил ее прошлой весной, в лесу, полном колокольчиков, где вся деревня справляла «праздник любви». Это был его первый опыт, и все лето он посылал за ней снова и снова. Кузнец, совсем не возражающий, был польщен честью, оказанной его дочери, и в равной степени доволен драгоценностями и красивым шерстяным платьем, которое ей подарил граф. Он не сомневался, что когда его дочь наскучит графу, он найдет ей хорошего мужа.
Сама же Альфива отдала молодому графу не только свое тело, но и сердце, хотя и у нее не было никаких надежд. Сейчас она была его любовницей, но не надеялась быть ею всегда. Сейчас она высоко держала голову и не показывала своему возлюбленному, что его поглощенность делом больше, чем ею, ранит ее. На минуту она положила голову ему на колено. Затем, взглянув ласково на него, сказала:
– Мой господин, подожди минутку, у меня есть кое-что для тебя. – Убежав, она вскоре вернулась, неся что-то в маленьком мешочке. – Пожалуйста, мой господин, позволь мне повязать это тебе на руку. Тут лист клевера Святой Троицы и от злого очарования кое-что – эту святую вещь дала мне одна мудрая женщина.
– Или ведьма? – снисходительно улыбнулся Вальтеоф, и, когда она отрицательно замотала головой, он отвернул рукав рубашки. – Это сохранит мне жизнь, любовь моя?
– Да, от дьявола, демонов и злых духов, – повязав, она встала на цыпочки, чтобы он мог ее поцеловать.
– Храни тебя Господь, мой господин. – Она пожалела в какое-то мгновение, что не беременна, – хоть что-нибудь останется от него, уезжающего, быть может, навсегда.
