– Получается? Петь…
– Получается.
Я так думаю, живет в Пете тоска по крупной, крепкой бабе. Но крепкие не так суетливы и угодливы, отсюда этот странный союз. Лялька ублажает Петю, в этом все дело. Петя, этот сгусток неизработанных мышц и сала, явно болен ленивым каким-то, анемичным честолюбием… Впрочем, я гадаю. Много я тут не понимаю.
– Петя!
– Ну?
– Тебе воды погреть – бриться?
Петя потрогал подбородок…
– Погрей.
– Погорячей сделать?
– Ну, так, чтоб терпеть можно. Ты помнишь Михеева?
– Какого Михеева?
– Из потребсоюза Михеев… Я ему еще обсадных труб тридцать пять метров доставал. С шампанским как-то приходил, ты еще шампанским-то подавилась, мы хохотали долго…
– А-а, Михеев! Лысый такой?
– Ну. В пятницу звоню ему: мне надо было два гарнитура достать одному там – помоги, мол. Нет, говорит, у нас, говорит, ревизия недавно была… Поросенок. Ну ладно, думаю себе, я те сделаю в следующий раз, приткнешься.
Лялька прямо взвилась. Чуть из окна не вывалилась.
– Ты вот какой-то… Петя, ты пошто такой есть-то? Неужель ты людей не знаешь? Они вот пронюхали твою доброту и пользуются, и пользуются… Сволочи! Ты будь маленько… это… Ты уж какой-то очень добрый. И для всех ты готов все достать, все сделать. В лепешку готов расшибиться! А они потом нос воротют, сволочи. Ты думаешь, ты им в добро войдешь? На-ка!..
Петя принахмурился, отвернул голову… Вроде виноват. Виноват: добр без меры, без разбора. Глупо добр, а людишки этим пользуются. Вроде он все понимает, но…
– И обо всех у тебя душа болит, обо всех! Об себе только не болит. На кой они тебе черт нужны? Гляди-ка, ночи мужик не спит – думает, думает!.. – Лялька поддала в голосе – это тем, кто во дворе, кто может слышать. – Весь прямо извелся, извелся мужик, а они… Гляди-ка че есть-то!..
Эта сельская пара давно уже не смущается здесь, в большом муравейнике, освоились. Однако прихватили они с собой не самое лучшее, нет. Обидно. Стыдно. И злость берет.
Часам к трем Лялька и Петя выплывают из квартиры – пошли в гости.
Бывает так, что человек – вставлен в костюм, и костюм идет по улице самостоятельно, человек только помогает ему передвигаться. С Петей не так. Петя идет сам – медленно, враскорячку – костюм удивительным образом подчеркивает то, что Петя никак не хочет скрывать: пузцо, смеющийся загривок и громадное удовлетворение. Покой.
Идут под руку. Лялька прилепилась к Пете, как чужая пожухлая ветка к дубку… Ветерок дергает ее, она не отцепляется. Трепещет, шумит листочками…
