Стыдно было смотреть и слушать, когда он пытался убедить неформальных лидеров из прибалтийских стран не выходить из состава СССР тогда, когда они уже вышли. А ведь до этого он был глухим к их конструктивным предложениям, когда те просили центр избавить от мелочной опеки.
В результате по вине высшего политического руководства народы СССР не обязательно в составе мировой империи, а возможно, в мягкой форме конфедерации или иных союзнических отношениях упустили шанс на цивилизованное развитие или на цивилизованный разговор.
Мы, славяне, не родили своего Дэн Сяо Пина.
Кебич предлагал мне идти в правительство и заместителем, и первым заместителем. Я отказывался оба раза. Во-первых, я не видел собственной линии правительства, а в должности заместителя я достаточно долго проработал в облисполкоме, поэтому понимал, что ничего коренным образом изменить просто не смогу. А во-вторых, всех, кто уходил из чернобыльской зоны на повышение, люди немедленно объявляли предателями. Я мог свободно ходить по Могилеву: не убежал от вас, остался с вами. Это для меня было очень важно. И коль работы в Могилеве нет, то спустя некоторое время уехал в Москву на учебу в Академию внешнеэкономических связей. Положено было – отучиться три месяца перед назначением на должность торгпреда. Как слушателю, мне платили зарплату, но главное было в другом. В Москве на практике начал изучать политологию, психологию поведения избирателей. Это было время выборов первого президента России. Некоторые навыки внешнеэкономической деятельности у меня были: в должности руководителя региона мне доводилось общаться и с настоящими «акулами капитализма», поэтому учеба не занимала много времени.
Видел, как работает партия, выбирая между Рыжковым и Ельциным, – очень интересная школа для меня была. Партийные комитеты города Москвы не могли (да и не старались) развезти по коллективам и квартирам агитационную «макулатуру» за Рыжкова… А обычные люди: – рабочие, служащие, пенсионеры – все без всякой агитации сверху агитировали друг друга: «Только за Ельцина! Заживем!»
Анализируя настроение москвичей, их желания и надежды, пришел к твердому убеждению: будем строить капитализм. Но до начала этого «строительства» я должен изучить, что такое капитализм. Объявили ведь, что мы будем строить, но ни один так называемый архитектор перестройки так и не объявил, как будем строить. А в этом, как показывает время, была суть дела. Кто-то начинал с крыши, кто-то – с фундамента. Каждый лепил, как мог, поэтому получался и не капитализм, и не рынок.
