– Снова миф о Гидре, – прокомментировал я шутя, чтобы показать: ему не удастся сломить меня своим лицемерием.
Как можно было меня сломить, если я его все-таки не понимал. А он продолжал:
– Нет агнцев на алтаре, храмы разрушены, но не надо терять мужества: боги непреходящи.
– И они не несут зла, как Крест и Клеймо,[16] – заключил я.
– Боги не покинуты, – заверил он меня. – Боги не нуждаются в людях. Люди – вот кто покинут!
Все утро я слушал ужасные вещи; но худшими были те, что я услышал в самом конце. Из стыдливости я перестал слушать. Пока Ланкер сыпал не знаю какими нелепостями о том, что богам храмы не нужны, они нужны людям, чтобы стать ближе к богам, я думал о том, что атеист – это представитель вымирающей в нынешнее время расы, нечто исчезающее, вроде вечернего чая, доходного дома, книг Кони и других живописных примет нашей молодости. Полагаю, последним атеистом был продавец игрушек в универмаге «Базар Колумба», человек очень начитанный, который однажды, когда кто-то сказал: «Какой-нибудь Бог будет всегда», воскликнул с сожалением: «Как, и вы тоже?!», и словно бы ему ответили: «А вы разве нет?» – продавец игрушек продолжал: «Что ж, давайте порассуждаем; люди, изобретя Бога, создали увлекательный и любопытный персонаж; однако не надо уподобляться детям, которые никак не хотят примириться с тем, что Пиноккио, деревянная кукла, существует только в книге, – они просят, чтобы он жил на самом деле».
Голос Ланкере был похож на дробный перестук:
– Богоявления (привыкайте искать термины в словаре) – не так уж и редки.
– Я считаю себя ярым противником словарного богатства, – ответил я.
– Touchй, mio caro, touchй![17] – воскликнул он. – С вашего позволения, я снова приведу аргумент. Кто же не чувствовал хоть раз, в процессе какой-то деятельности, неожиданное присутствие чего-то божественного? Самый типичный пример, наряду с другими: когда писателю является муза или когда говорят, что его посетило вдохновение. Другой пример относится к Венере.
Он сделал паузу, и я понял, что он продолжит только после того, как я переспрошу; я переспросил:
– К Венере?
– Не понимаете? А вы не?.. – В его тоне слышались изумление, возмущение и презрение одновременно.
– Ну конечно, нет, это же ясно, – быстро заверил я.
– Нет такого бедняги, который не почувствовал бы этого на себе хоть раз, – проговорил он отчетливо, будто обвиняя меня. – Над любовью сияет Венера. С Оливией и нами это происходит каждую секунду.
