Носить эти шкуры нельзя. А переспать на них ночь можно, потому что они тёплые и мягкие: две шкуры вниз, две шкуры сверху, одну под голову, и ещё одна — лишняя. А утром уже можно будет представиться своим соседям — к их радости и огорчению одновременно.
Шурочка посмотрит на меня и скажет: «Нахал». — «Но почему? — спрошу я, оправдываясь. — Я же не виноват, что так случилось». — «Так могло случиться только с тобой, и больше ни с кем».
Мои шкуры лежали в чемодане. Чемодан — на шкафу. Я поднял руки и потянул на себя чемодан. Сверху лежали ракетки для бадминтона. Они поехали и упали на пол.
Пашка Самодеркин торопливо сел. На фоне окна определились его голова и оттопыренные уши. Я инстинктивно присел на корточки и подогнул голову к коленям.
— Мама! — громко сказал Пашка.
Он скинул ноги с дивана и побежал из комнаты. Следом за ним вился его страх. Я заразился Пашкиным страхом, распластался на полу и влез под диван.
Диван был низкий. Под ним могла уместиться только собака, и то не крупная, типа спаниеля. Тем не менее я втиснулся между полом и днищем дивана. Лежал, свернув голову в сторону, чтобы удобнее было дышать. Фасовым положением плеч и профильным головы я напоминал себе фараона или рядового древнего грека, каким его рисуют на фресках.
Я мог бы, в конце концов, стать за шкаф или за портьеру, чтобы не испытывать таких явных неудобств. Я мог бы не прятаться вообще. Но я представил себе, как сейчас, держась за руки, явятся Пашка и Шурочка и увидят среди ночи представителя того света. Прежде чем понять, они испугаются и заорут дуэтом, и я окажусь автором испуга и слез.
Раздалось мягкое шуршание шагов.
— Да нет тут никого, — сказала Шурочка и зажгла свет.
Ракетки от бадминтона валялись на полу.
— Ну что ты испугался, дурачок…
Шурочка и Пашка сели на диван, и я увидел перед собой четыре пятки. У Пашки пятки были узенькие, нежножелтые, над щиколотками поднималась пижама. Шурочкины пятки были скрыты шерстяными носками. В ней помещалась какая-то простуда, и она все время ходила в шерстяных носках.
— Тебе приснилось, — сказала Шурочка.
— Нет. Я видел. Вот правда. Пролетела какая-то птица… У меня даже ветер над лицом…
Пяточки взметнулись и пропали. Носки тоже исчезли. Значит, Шурочка уложила Пашку и легла с ним рядом.
— Ты не уйдёшь? — спросил Пашка.
— Не уйду.
— Только не выключай свет. Ладно?
— Ладно.
— И сама не уходи.
— И сама не уйду. А у тебя волосы пахнут знаешь чем?
— Чем?
— Они у тебя пахнут нагретыми пёрышками. А сам ты пахнешь ландышем.
