Теперь яснее видны «поля сражений» в душе Николая II, о которых писал Черчилль. Царь воспринимал Россию как большую семью, а народ как детей: иногда бывают непослушными, неблагодарными, но нельзя о них не заботиться, спасая их от них же – и для их же блага, и всегда прощая…
Однажды он приказал министру финансов перебросить бюджетные средства с капиталовложений в хозяйство на помощь малоимущим, а когда премьер (В. Коковцов) сказал государю, что в конечном итоге такая экономическая политика ударит как раз по беднякам, он через некоторое время лишился поста (но не только за возражения монарху), ибо Хозяин земли русской считал долгом заботу о народе.
Или – с началом войны император декретировал «сухой закон»: кто же, кроме него, подумает об охране здоровья народного в пору ожидаемых гибелей, когда «питье с горя» разольется по стране? (Но как все романтики, он упустил из виду сложность реальной жизни: водка была не только отравой, но и сильнейшим традиционным средством для снятия непосильных напряжений. Возможно, этот запрет способствовал нарастанию революционного протеста солдат и матросов, ежедневно ожидавших смерти.)
Словом, «при наличии малейшего беспристрастия, – как сказал либеральный писатель Георгий Адамович, – человек любых политических взглядов, даже самых враждебных, должен был признать, что Государь всей душой желал добра России и по мере сил и разумения старался служить ей как можно успешнее.»
Но как честный по натуре и убеждениям человек, он не мог не осознавать, что уступка, сделанная в минуту отчаяния, вызванного поражением в японской войне и успехами анархии, по совету людей, которым он не доверял, приведшая к сотрудничеству с людьми, которых не любил, этот Манифест, даровавший народам России гражданские права, вопреки его родительским опасениям, привел руководимую им страну не к развалу, а к расцвету. И робко, смущаясь в душе, царь жаждал примирения с обществом, т е, с Думой, с ее признанными лидерами, – разумеется, на таких условиях, когда они сами свободно придут к выводу, что он – природный лидер империи.
Глава 10
МИФОЛОГИЯ ИМПЕРИАЛИЗМА
Другой миф связан с представлением о российском империализме – предшественнике коммунистической экспансии.
Согласно ему, лозунг Всемирного Союза социалистических республик стал в XX веке своеобразной модификацией формулы монаха Псковского монастыря XV века Филофея: «Москва – Третий Рим, а четвертому Риму не бывать.»
Наверно, читателю непросто поверить, что основоположник учения, определившего якобы внешнеполитическую линию России на протяжении пяти веков, от казанских походов Ивана Грозного и до афганских Леонида Брежнева, изложил его в 15 строчках: в адресе (даже не в тексте) послания Василию iii о необходимости искоренять в «святом великом княжестве»… гомосексуализм («Об искоренении блуда содомского»):
