Я покачал головой.
– Я не могу этого сделать, Остин. Никакого условного освобождения.
Он понял. И у него хватило ума не заставлять меня раскрывать свои резоны. Остин помахал рукой, как будто мы уже обсудили интересовавшую его тему. К тому же мы говорили всего лишь о преступнике.
– Хорошо, если нельзя иначе, то сколько лет?
– Тридцать, – ответил я.
– Говорю тебе, Марк, ты не можешь требовать так много. Даже при отягчающих обстоятельствах. Девочка слишком, мала, чтобы выступать свидетелем в суде, а мальчишки, если что и вспомнят, то их показания лишь подтвердят непристойное поведение. Непристойное обращение с детьми тянет самое большее на двадцать лет, если сравнивать с максимальным сроком за сексуальное насилие над ребенком.
Я пожал плечами.
– Посмотрим, что скажет глава присяжных, – ответил я и почувствовал превосходство.
Голос Остина выдавал легкое раздражение.
– Ты же не заставишь меня прибегнуть к этому? Знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз выступал защитником в уголовном деле? Ну же, Марк, я положился на тебя. Я обещал ему, что ты поступишь честно. Послушай, – продолжил он доверительным тоном, – это просто. Ты можешь выйти из этой истории с честью. Кто-нибудь передаст копию показаний обвиняемого в газеты. Люди поймут, что это было всего лишь невинным пристрастием, дети вернулись в целости и сохранности, и они слишком малы, чтобы долго помнить о происшедшем. А ты, ты был бы рад навсегда упрятать в тюрьму этого человека, но проклятая законодательная система связала тебе руки, за это преступление можно дать максимум двадцать лет. А если принять во внимание незначительность правонарушения – это не то слово, но мы подберем точное – и тот факт, что преступник раскаивается и сам отдался в руки правосудия, то приговор, скажем, будет не более восьми лет…
Остин подался вперед, воодушевленно меня убеждая. Я подумал, что сейчас вижу его таким, каким он бывает на частных вечеринках, в кабинетах высокопоставленных чиновников. Он забыл о своем клиенте, я был уверен в этом. Его больше всего притягивала сама стратегия. Мы становились сообщниками.
Я вновь задумался над тем, каким образом Остин был вовлечен в это дело. Он отговорился дружбой. Неужели Крис Девис был как-то связан с политикой? Я никогда о нем не слышал, но это ничего не значило. Я не знал многих влиятельных бизнесменов в Сан-Антонио. Тем более я не мог уследить за их родственниками, друзьями, и любовниками, и друзьями любовников.
