Владимир Путин. Полковник, ставший капитаном | страница 4



так, чтобы ему предложили стать преемником

Год рождения – 1952-й. А это чуть ли не автоматически означает – отец прошел войну. И в самом деле прошел: на фронт ушел добровольцем, попал в истребительный батальон НКВД. Послед-ние четыре буквы могут пугать только возмущенный разум инвалидов перестройки. Истребительные батальоны НКВД – это не лагерная охрана, это фронт. Кто-то занимался охотой на немецких диверсантов. Владимир Спиридонович Путин диверсантом был сам: его отряд в 28 человек рванул в немецком тылу состав с бое-припасами, а потом окрестные эстонцы навели на подрывников немцев, так что из двадцати восьми до своих добрались только четверо. Владимир-старший отсиделся в болоте, под водой, дышал через камышинку – видимо, читал книги про запорожских казаков, давным-давно эту уловку придумавших.

Потом знаменитый Невский пятачок – место жуткое, где полегло за два года 260 тысяч человек. Путину-старшему повезло и там: тяжелое ранение, инвалидность. Они с женой пережили и блокаду.

Похожая биография у миллионов наших людей, разница только в географических точках и деталях (мой отец в то время был на фронте, мать – в оккупации).

Отец, мать и поздний сынишка жили в коммуналке (я – в деревянном бараке). Семь лет, пора в школу… Школа – самая обыкновенная, без тени элитарных приставок «спец». Детство – самое обыкновенное, то бишь дворовое; и был наш президент, называя вещи своими именами, обычнейшим, шпанистым дворовым пацаном.

Дворы шестидесятых – это, учено выражаясь, настоящая субкультура, которая наше поколение и воспитывала: положа руку на сердце, не могу вспомнить, чтобы в те времена бытовал термин, хоть чем-то напоминавший «родительское воспитание». Наше поколение родители не «воспитывали»: они, конечно же, давали какие-то жизненные ориентиры, установки, но это был именно что минимум. Воспитывал – двор. А он был неплохой жизненной школой: разумеется, с драками, проказами и откровенным хулиганством, но еще и с некоей системой жизненных ценнос­тей, большей частью направленных не на зло, а на формирование характера. Дружба, взаимовыручка, своеобразный кодекс чести, смелость, твердость – все это со двора . Как и умение притираться в коллективе, не дешевить, не «хныкать», если получил в нос. И многое другое, небесполезное во взрослой жизни.

Здесь есть, увы, своя неприглядная оборотная сторона. Всякая дворовая компания, как сегодня, так и в те «почти былин­ные» времена, – это постоянное балансирование на той грани, откуда в два счета можно сорваться в грязь, откуда возврата уже не бывает. Пресловутая «машина правосудия» – агрегат громоздкий, сплошь и рядом не особенно и рассуждающий: кто бы ни сунул палец в дырку – отрубит. Есть множество людей (в том числе и лично мне знакомых) – состоявшихся, законопослушных, немалого добившихся или просто проживших жизнь так, что их совершенно не в чем упрекнуть. Однако, если бы лет тридцать назад их