Как бы там ни было, именно в тот момент, когда мы с волнением разглядывали зеленые сапоги-ботфорты, пристегивающиеся ремешками к поясу для чулок, Катеринин мобильник взорвался пиликаньем. Она выудила его из сумки и некоторое время выслушивала какие-то малопонятные вопли. Надо отдать должное ее крепким нервам - ни один мускул не дрогнул на лице моей подруги. Она невозмутимо прослушала всю тираду, помолчала минутку и грустно сказала:
- Уж спасибо, вот, блин, порадовали, приеду, - запихнула мобильник обратно в сумку и скривилась, - анацефалы…
- Кто это? - спросила я.
- Такая форма уродства - когда человек рождается без мозга и черепной коробки. Правда, ученым не известно случаев, чтобы подобные уроды выживали, однако, тут мы имеем дело с научной сенсацией…
- Да ну тебя, - обозлилась я, - кто звонил?
- С работы, - скривилась Катерина, - отчет прошлогодний найти не могут, так что ехать придется…
Мы бурно расцеловались, еще раз грустно окинули взглядом зеленые сапоги, я проводила Катерину до метро и она умчалась на эскалаторе, неистово махая мне рукой, пока не скрылась в брюхе подземки.
Покурив, я продолжила наш вояж. За полтора часа я обошла все магазины в районе Краснопресненской, накупила кучу барахла, умяла два мороженых, выкурила полпачки сигарет, поучаствовала в рекламной акции отличного крема, за что мне щедро отвалили четыре пробника и полпачки прокладок с крылышками и ответила на звонок Светки, интересующейся, когда я появлюсь, потрясая тремя разворотами про восьмое марта.
А вот потом я совершила крупную ошибку. Увешанная пакетами и пакетиками как ишак, я за каким-то хреном зарулила в эту пиццерию, где прошла решающая стадия нашего с Пашкой бурного романа, закончившегося не менее бурным замужеством. Черт меня дернул заказать нашу с ним любимую пиццу, которая просто вопит о том, как нам было хорошо с Пашкой и каждая свернувшаяся в шипящем сыре креветочка напоминает о тех волшебных днях, когда мы не ругались из-за дурацких буфетов, а Пашка ни за что бы не променял меня на Димку. Нечистый попутал меня выпить литр крепкого домашнего пива в одно (очень несчастное) лицо, что многократно усилило мою меланхолию, грусть и печаль.
Я комкала салфетку, поедала пиццу, хлебала пиво и посылала трагические послания на Катеринин мобильник. Катерина отвечала мне односложно, а под конец страсти на ее работе накалились до такой степени, что, получив последний ответ, я всерьез подумала обидеться. Именно в момент обдумывания страшной мести, ко мне подсел этот тип.
