— Что такое?
— Тихо…
— Извините.
Хороший он, в сущности, мужик, подумал Владимир Александрович. Но ведь пропадет, если что, зазря — такие обычно первую же пулю и хватают.
— Может, вернетесь?
— Нет.
Правильно, одному еще хуже. Вообще трудно жить с обостренным чувством профессионального долга — это майор знал… Иначе сейчас и он сам уже ехал бы домой в тихой, мирной и полупустой электричке. Или, по крайней мере, наблюдал за событиями на теплоходе из рубки милицейского катера-«водомета».
— Пошли! — Группа двинулась дальше по бесконечной, во всю длину коридора, ковровой дорожке.
Ничего пока не происходило, но…
Пахло страхом. И не страхом даже, а каким-то запредельным ужасом — густым и тягучим, как начавшая запекаться кровь. Ужасом сочилось все: и тишина вокруг, и теплый воздух кондиционеров… Даже свет матовых плафонов, казалось, дрожит и старается стать незаметнее.
Десятки, сотни мельчайших деталей.
Багровое пятно на палубе… вывороченный из стены огнетушитель… какие-то осколки. Вмятина, след от огромной подошвы на матовом пластике… Дверь, обвисшая на последней петле…
Поравнявшись с открытой каютой, Виноградов вслед за идущим впереди автоматчиком глянул внутрь.
Полумрак. Распахнутый иллюминатор — именно тот, догадался майор… Крошечная клетушка, явно не для командного состава: койки одна над другой, опрокинутая ваза с цветами. Внизу — обнаженное женское тело, отвратительно и бесстыдно распластанное на смятом белье.
— Гос-споди! Она мертвая?
Бедняга речник… Сколько ему — под шестьдесят? Для Великой Отечественной он был слишком мал, а Афганистан и внутриутробные войны России этого поколения уже не коснулись.
— Мертвая.
Жилые помещения команды закончились — за тяжелой металлической переборкой Владимир Александрович разглядел уводящую вперед череду дверей пассажирских кают.
— Эй! — Вместо того, чтобы сделать следующий шаг, он коснулся рукой плеча переднего спутника.
Тот обернулся, проследил взглядом за жестом Виноградова и тут же без звука передал информацию дальше.
Почти мгновенно рядом вырос Головин. Посмотрел, кивнул и поднял обнаруженную майором гильзу — стандартная, от «Макарова», она еще чуть-чуть пахла порохом. Где-то должен быть и след от пули… Ага! В подволоке, почти над головой — аккуратная дырка.
Двинулись дальше — теперь еще осторожнее, прикрывая друг друга на трапах и непросматриваемых местах.
Судно по-прежнему казалось пустым и безжизненным…
Наконец — дубовая дверь с потемневшей от времени табличкой «Посторонним вход воспрещен» и более свежей надписью примерно такого же содержания по-английски.
