– Не умеешь, так не берись, – сказала Женька. Все-таки порылась в карманах, нашла ей тянучку. – Может, хватит?
– Я же псих, – сказала Тоня. – Все так переживаю. А курево почему-то успокаивает. Сама не знаю.
– Ты бы еще запила, – сказала Женька.
Внизу, у технологов, щелкнула дверь, и мастер Ольга Дмитриевна Приходько легко, через две ступеньки, взбежала по лестнице. Остановилась около них, будто не заметила «Авроры» на подоконнике, дружелюбно сказала:
– Переобулась, Соколова? Вот и хорошо. Идите в цех.
Тоня пошла, глядя в пол. Женька слезла с подоконника, не спеша поправила косынку, чтоб не по первому слову бежать, и пошла за ней.
– Женя, – негромко позвала Приходько.
Женька вернулась к окну. В центре двора, возле нового корпуса, человек десять лениво сгребали весенний мусор. Это конструкторское бюро проводило воскресник по озеленению. Вокруг воскресника, явно без дела, ползал самосвал. Из цеха слюдопласта выскочил главный инженер, будто им выстрелили. За ним высыпалось еще четверо. Яростно жестикулируя, они покатились через двор. Такие маленькие – сверху. Было как в телевизоре, когда отключен звук.
– Значит, можно поздравить? – сказала Ольга Дмитриевна. – Через полгода вселитесь, это теперь скоро.
– Спасибо, – сказала Женька, удивляясь быстроте информации.
– С деньгами у вас, конечно, туго, – быстро сказала Приходько. – А я. как ты знаешь, одна. Мне, собственно, некому. – Голос ее странно сел, но она докончила: – Если потребуется, я с удовольствием.
– Деньги у нас есть, – сказала Женька.
– Не ври, – перебила Приходько. – Такой суммы у вас сейчас нет. Я просто хотела, чтобы ты знала.
Они стояли, близко глядя друг другу в лицо. Волосы выбились у Женьки из-под косынки, лезли в глаза, она их так и не поправила. Совсем близко видела она коричневые морщинки у переносицы. Широкие, напряженные брови. Крупный подбородок.
Приходько выглядит много старше матери. Мать рядом с ней просто красавица.
– Понимаешь, Женя…
Женька напряглась, уже зная, что она заговорит сейчас об отце.
Где-то хлопнула дверь. Где-то закричали. Женька поморщилась, как от боли. Приходько замолчала, пережидая шум. На площадку выскочила кладовщица, крикнула скороговоркой:
– Ольга Дмитриевна, Надежде худо!
Когда они подбежали, женщины уже вели, поддерживая со всех сторон, почти тащили Надю проходом, между прессов. Она слепо цеплялась за чьи-то плечи, шепотом просила: «Потише». По лицу ее, большому и очень белому, пробегала мгновенная судорога. Тогда она вся замирала, обвисая на женщинах.
