— Да, — Лигрен опустил голову. Раз повелитель небес не согласился с ним, значит, он ошибся. "Все напрасно. И все кончено", — он ждал смерти.
— Чужой кровью не купить себе счастья.
— Покарай меня, господин! Я заслужил это. Но… Умоляю, пойми: я мечтал лишь о свободе…
— Свобода не здесь, — он оглядел холодные, мрачные деревья, затем вновь повернулся к лекарю. В его глазах была грусть, задумчивая тоска по чему-то бесконечно далекому, — она внутри человека, в его сердце, душе… А смерть… Она только кажется освобождением.
— Я говорил о каре…
— Она тоже в тебе самом. Чувство вины — так ее называют.
— Прости… Мы думали… Я думал, что Ты признаешь нашу правоту…
— Караван — мой дом. Его люди приняли меня в свою семью. Неужели я дал кому-то повод думать, что способен на предательство?
— Нет, господин, конечно нет…! Но Ты был добр к нам… Мы думали… Возможно, есть какой-то другой путь… Тебя бы послушали. Одним своим Словом Ты спас бы нас, дал новую судьбу, надежду… — боль, накатившая на него своими белыми волнами, была так сильна, что ему пришлось сжать зубы, сдерживая стон.
— Что бы там ни было, во что бы вы ни верили, у каждого человека есть судьба. Просто одни отказываются от нее, запрятывая в темницу своих страхов, другие проклинают, мечтая о чем-то более светлом и благополучном, третьи сражаются, отвоевывая право быть выше всего и всех… Найдите свою судьбу. И вы обретете свободу, даже продолжая носить рабские браслеты. Что же до помощи… Чего вы хотите? Остаться в этом городе?
— Нет! — в страхе вскричал Лигрен. Как никто другой он знал, что в оазисе их ждет лишь еще более страшное, беспощадное, всепоглощающее рабство, да еще — вдали от пути повелителя небес!
Они не хотели убивать караванщиков, лишь показать, что достойны права быть свободными, доказать, что и они — люди. Но сейчас… Сейчас, когда он стоял в шаге от повелителя небес и глядел в Его печальные все понимающие глаза, и эти вчерашние планы казались ему кошмаром.
"Как же так? — мысль в ужасе металась у него в голове, не находя пути к спасению. — Горе мне! Я искал для своих друзей по несчастью избавленье, а вместо этого обрек их на вечные мучения! Госпожа Кигаль уже, наверно, готовит для нас самые мрачные пещеры своего подземного мира…"
Он поднял на повелителя небес глаза, в которых была мольба…
— Никто не в силах вам помочь, кроме вас самих, — донеслись до его слуха слова бога.
И вновь надежда вернулась в его сердце. "Да… Да! Своими делами, верностью каравану, почтением и беззаветным служением нашему господину, мы вымолим себе прощение, и, возможно, нам будем дан еще один шанс прожить жизнь так, чтобы заслужить светлый покой того мира, куда приводил нас великий бог…"
