Она быстро оправилась от болезни и вновь была полной сил и энергии. Ее черты лучились истинно девичьей, чувственной красотой. Большие, немного раскосые глаза, окруженные бархатом длинных ресниц, чуть припухлые алые губы, мягкие плавные черты лица — все было исполнено нежности, манило сердце, радовало взгляд, казалось свежим, нетронутым и оттого еще более желанным.
Были мгновения, когда, глядя на свою спутницу по тропе каравана, которой зрелая, повидавшая немало на своем веку женщина старалась помочь, опекая, насколько это было в ее силах, Фейр становилась завидно: она-то и в лучшие свои годы никогда не была настолько красива.
"Этой девочке в жизни было дано не так уж много света и тепла, и, все же, она расцвела прекрасным цветком, словно сама госпожа Айя благосклонна к ней… — искренняя белая зависть в ее глазах смешивалась с грустью. — Она достойна того, чтобы жить в городе. Ее обязательно купят, не в одном, так в другом. И тогда я потеряю свою названную дочку, как лишилась родной…" — Фейр было так больно думать об этом, что всякий раз хотелось бежать прочь, скрыться где-нибудь, в самом черном углу повозки и долго рыдать над потерянным и всем, что еще только предстоит потерять.
— Город… — Рамир мечтательно смотрела вокруг, ее голос дышал предвкушением исполнения самых несбыточных надежд… И, в то же время, к своему немалому удивлению, Фейр разглядела в ее глазах страх.
— Что с тобой, моя дорогая? — она приобняла спутницу за плечи.
Та не сразу ответила. Она не знала, может ли поделиться с кем-то своими опасениями. И если бы вопрос не был задан Фейр, в которой девушка всегда видела родственную душу, приемную мать, то она бы не стала продолжать. А так с ее губ сорвался полный грусти вздох: — Я боюсь, что меня купят.
— Но почему? Ты ведь всегда так мечтала об этом!
— Это все было… раньше. До того, как… — она не договорила, не решилась, но Фейр поняла ее и так.
— Пока судьба не пересекла нашу дорогу с тропой бога солнца? — кто бы мог поверить, что нечто подобное возможно, и не в давние времена легенд, а в нынешней, еще недавно такой обыденной действительности? Женщина качнула головой. Гуд старой женщины коснулась мечтательная улыбка. — Очень, очень немногим из смертных выпадает такая судьба… Ты должна гордится… — "Жаль только, что нас это чудо лишь слегка обдало своим дыханием, раскрывая объятья другим, идущим с нами рядом… — ее душой вновь завладела столь сильная, жгучая зависть, что, казалось, на этот раз она победит разум и сердце, топя сознание своей жертвы в алом море забвенья. — Почему? Почему мы не можем радоваться этому вместе с другими, почему нам не позволяется разделить со своими хозяевами то, что могло бы быть нашей общей судьбой…?"
