– Уж я его приметил, – сказал брат Павел. – Иностранцы в Москве гоняются за такими иконами. За настоящими, конечно. Большие деньги дают.
– А что прискорбнее всего, – сказал епископ сокрушенно, – некоторые недостойные пастыри соблазняются.
– А вас иностранцы посещают? – осведомился монашек.
– Заглядывают, – сказал Неделин.
– А вы им иконы не продавали?
– Боже упаси! – замахал руками бухгалтер. Епископ посмотрел на него:
– Правду говорите?
Неделин даже покраснел всем своим смуглым лицом:
– Я, ваше преосвященство, отродясь не лгал.
– Верю, – сказал владыка. – Однако ложь во спасение не грех.
Он пошел вдоль стен, заставленных киотами.
– Печатные иконы я вообще за иконы не признаю, – говорил он, пробегая глазами по стенам.
– Тут и писаные, – робко возразил Неделин.
– Суздальская, да палехская, да мастерская богохалтура, – сказал епископ сердито.
Он шел вдоль стен, окидывая быстрым пренебрежительным взглядом многочисленных богородиц, Георгиев победоносцев, воскрешенных лазарей, иоаннов крестителей, тайные вечери, снятия со креста, сретения, христов во гробе, архангелов Михаилов, благовещения, вознесения, положения во гроб.
И вдруг остановился.
Взгляд его был устремлен на небольшую икону – явление трех ангелов патриарху Аврааму.
– Снимите-ка оклад, – сказал епископ повелительно.
Когда с иконы сняли грубый штампованный оклад, она засияла нежными красками. Даже воздух вокруг как будто заполнился голубыми и золотыми отблесками.
В отличие от знаменитой рублевской «Троицы» здесь были изображены не только божественные гости патриарха, но и он сам, и жена его Сарра. Оба они, вопреки традиционной иконографии, были представлены молодыми. В них-то, а не в ангелов, древний художник вложил всю мощь своего гения. В облике этой молодой пары было столько земного, что они своим величием обыденности затмевали бесхарактерную красивость этого расчлененного натрое и рассевшегося вокруг стола бога.
Алая одежда Авраама и синяя Сарры сливались в радостное зрелище. Я смотрел на икону и видел не библейских прародителей, а современных молодых влюбленных. И всюду просвечивало золото, как в яркий солнечный день.
Было ясно, что безвестный художник не столько думал о том, чтобы изобразить сошествие к Аврааму бога, единого в трех ипостасях, сколько просто хотел заразить людей наполнявшей его радостью существования. Не явлением троицы были заняты Авраам и Сарра, не на эту божественную абстракцию были устремлены их взоры, а друг на друга.
