– Садись, – пригласил Николай.
С другого конца, напротив Чернобородого, стояли две чурки. Я присел на одну из них. Николай остался стоять.
– Ну, как прошел день?
– Спасибо. Вашими молитвами.
– А ты не груби.
– А я и не грублю.
– Грубит, понимаешь. Мы о нем думаем, заботимся. Товарища вот подсадили, чтобы не скучно было.
– Вы очень предупредительны.
Пока шла эта легкая беседа, Чернобородый зачерпнул деревянной ложкой варево и принялся дуть. Потом он отхлебнул и задумался.
– Никак не пойму, – сказал он. – Недосолил или пересолил. Попробуй.
Николай взял ложку, отхлебнул и тоже задумался.
– По-моему, в самый раз. Слышь, паренек, а ну попробуй.
И он протянул ложку мне. Подвоха вроде бы никакого не предвиделось. Разве что плеснет в глаза… Я закрыл глаза и отхлебнул.
– В самый раз.
– Ну раз так, давай кастрюлю.
Я подал кастрюлю, Николай пододвинул ее Черного бородому. Тот обмотал тряпкой руку, чертыхаясь, снял с костра котел и стал черпать из него ложкой, наливая нашу кастрюлю.
– Полней, полней наливай. Пареньки небось проголодались… Планы разные строили… Ты расскажи, Жоржик, как ты меня за руку хотел дернуть, а потом кружкой по голове. Ай-яй-яй, как нехорошо. Человек для них старается, уху варит, а они его за руку и кружкой по голове.
Я слушал, раскрыв рот, ничего не понимая.
– А тебя, Игнат Пахомыч, они хотели железным штырем кокнуть. Понял, для кого ты уху наливаешь?
Игнат Пахомыч промолчал.
– Тот, студент, еще переживал, – между тем продолжал Николай, – совесть его мучила, а этому хоть бы что. Троим головы проломить собирался. Так ведь, а, Жоржик?
– Откуда вы узнали? – выдавил я.
Самодеятельный поэт захохотал.
– Рыбы рассказали.
– Ясно… Нас подслушали…
– Небось думаешь, что подслушивал? – словно прочел мои мысли Николай. – Думаешь, лежал на палубе и к щели ухом прикладывался? Ха-ха! Жди! Во, смотри!
Николай подошел к стене рубки, нагнулся и что-то там сделал. Тотчас наверху, где торчала сирена, зашипело, заклокотало, потом послышался звук выходящего воздуха, словно кто-то вздохнул.
– Боже мой… Боже мой… – забормотал чей-то голос.
Это был голос Романа Сундукова. Значит, они слышали каждое наше слово. Стояли здесь и скалили зубы над моим планом…
– Во. Понял? – подмигнул Николай. – До сих пор паренек мучается, не то что ты.
– Боже мой… Боже мой, – словно подтверждая его слова, донесся унылый голос Сундукова.
– Зря ты это, – сказал Чернобородый, закончив поливать кастрюлю.
– Чего зря?
– То.
– Ничего не зря, – вдруг вспылил Николай. – Пусть знают и не валяют дурака. Я и другое покажу!
