«Это во мне литературное образование дает о себе знать, - подумал Валентин. - Пресловутая система образов».
Зачем он сказал - поверни направо? Зачем до этого свернул точно в тот двор, где отсиживался Василий? Что все это значит? Ничего не должно значить, если все в порядке, и черт знает что, если засбоило. Суеверия и приметы - это демоны отчаяния. Тьфу-тьфукуния, постукивания по дереву, перекусывания, поплевывания, черные кошки, просыпанные соли, понедельники, пятницы - вертят, как хотят, бедного потерянного человека, он идет между этим, как по жердочке, усталый, затюканный, забывший, зачем рожден.
А зачем он рожден? Он, Валентин Кравчук? Зачем мать выхаживала его в войну и после войны, зачем покупала криворогую козу с густым духовитым молоком? Почему тогда в армии, когда на учениях взорвался этот шальной снаряд, именно он оказался в замечательной ямке, по склонам которой росла земляника? Он к ней наклонился, к землянике, и остался жив. Почему он не ехал в том автобусе? Ведь автобус тоже ехал в Крюково. Почему оказался сзади, а не там, внутри, как тот мужичок в красном? Почему? Ответ, который он вчера доподлинно знал, сегодня не годился. Сегодня его завертели демоны. Вот и тополек они срубили.
– Так и будем стоять? - спросил Василий. Шоферу не нравился хозяин. Он не любил, когда люди «размокали». Ну, авария… Делов!.. Мужик должен на смерть смотреть спокойно и хладнокровно. Дергаться из-за десятка покойников - себя не беречь. Смерть - дело житейское. Тут война на носу, все говорят - последняя, до «полного абзаца». Так что перевернутый автобус - ерунда. И если человек из-за этого плавится, ему не выжить. Валентин Петрович - кто бы мог подумать? - ведет себя как баба. А еще за границу собирается. Кто его такого туда отпустит? Разочаровал его Валентин Петрович, разочаровал. А тот как почувствовал…
– Ты, Вася, подкинь меня к редакции и свободен. И смени выражение лица - будто тебе груз подменили. Это я. Я!
Но уверенности в этом не было. Ни у Валентина, ни у Василия.
Она поняла, что звонка не будет. Поняла в кухне, куда пришла, чтоб в четвертый раз заварить себе кофе, потянулась к мельнице и вот в этой позе, на цыпочках, с протянутой рукой, вдруг осознала, что звонка нет не просто так, что у Вали случился, как теперь говорят, прокол, что его не утвердили, а может, и не сочли нужным утверждать, и он мечется сейчас по городу, не зная, как ей это сказать… Застонало сердце от этого невидимого ей кружения по городу, от его растерянности перед нею. К Наталье он бы поехал… Ей бы он сказал…
